Зона риска

После разговора с профессором Роман вытер пыль с книжных полок, бережно, одну за другой, брал в руки любимые книги отца. Хотя бы скорей возвращались! Как в тот раз, из Афганистана... Они с Линой ничего не знали, и вдруг звонок в дверь, открыли — стоят улыбающиеся отец и мать. Линка полчаса визжала от восторга, не могла успокоиться. Отец любил преподносить такие сюрпризы, они ему доставляли радость.

Когда снова раздался звонок телефона, трубку взяла Лина.

— Это тебя, — сказала равнодушно, а в глазах заплясали светлые искорки.

«Инна», — догадался Роман, и сердце беспокойно заворочалось, застучало.

— Я обещала позвонить, — далеким и чужим голосом откликнулась Инна.

— Нам надо встретиться, — без предисловий сказал Роман.

— Я не могу.

— Можете! — закричал Роман. — Можете!

После томительной, затянувшейся паузы Инна наконец спросила:

— Роман, это так обязательно?

— Да!

— Вы будете выяснять отношения? — Роман услышал в ее голосе так хорошо знакомые ему насмешливые нотки.

— Не обязательно. Мне хотелось бы просто спросить кое о чем.

— Смотрите, а то один мудрый человек сказал, что верный способ испортить отношения — это начать их выяснять. Не обижайтесь... Сегодня в семь на бульваре, подойдет?

Он пришел без пяти семь и сразу увидел Инну — она сидела на дальней скамейке, отрешенная от всего.

Теперь Роман не сомневался — у нее что-то случилось. И серьезное. Инна вместо обычного для нее: «Привет!» — тихо сказала: «Здравствуйте, Рома».

На «ты» они так и не смогли перейти. Роман как-то предложил, но Инна заявила, что она терпеть не может амикошонства.

Они медленно пошли по бульвару, и Роман никакие решался спросить, отчего она такая. Инна прервала молчание:

— У вас есть деньги?

Роман удивился:

— Немного есть.

— Можете мне одолжить? Надо или очень много, или так — чуть-чуть, на первый случай.

— Конечно. Только у меня в эти дни именно «чуть-чуть» — стипендия, кое-что осталось от последней зарплаты. А вам зачем, если не секрет?

— Не могу сказать, Рома. Только очень нужно.

— Была бы парнем, — невесело улыбнулся Роман, — подумал бы, что пропился или, такое тоже бывает, проигрался в развеселой компании.

— Не то, Рома, совсем не то.

— Тогда что же?

— Ой, Роман, если бы я могла все рассказать... Но об одном прошу: верьте мне, вы самый лучший из всех, кого я встречала. Иногда проснусь среди ночи, что-то такое давит на сердце — не вздохнуть. А вспомню вас, ваше лицо, то, как вы открыто удивляетесь всему, что считаете неправильным или нечестным, — и легче становится. Не удивляйтесь, Роман, это правда, вы ведь знаете, я не отношусь к категории экзальтированных девиц, скорее наоборот. Идем медленнее, Рома, мне что-то сегодня не по себе, душно очень, наверное, от зелени после дождя.

Они в молчании прошли по бульвару почти до самого его конца. Роману не нравилась эта тишина, но он не решался ее нарушить. Предчувствие не обмануло его, у Инны в самом деле стряслось что-то серьезное, иначе она не была бы такой, на себя непохожей. И выглядит неважно. Если бы знать, как помочь! Кажется, все сделал бы, лишь снять с ее плеч непосильную ношу.

Они остановились у афишной тумбы. «Дорога, которая нас выбирает», — прочла вслух Инна. И дальше: — «Молодые поэты читают стихи, посвященные строителям Байкало-Амурской магистрали».

— А может, уехать мне на БАМ? — сказала Инна. — Как вы думаете? — И сама себе ответила: — Смешно...

Действительно, смешно. Что делать Инне на БАМе? Роман бросил взгляд на девушку. На магистрали нужны другие... С их завода недавно уехало несколько парней по комсомольским путевкам. Провожал их весь цех. Это были классные ребята, И отпустили их только потому, что речь шла о Байкало-Амурской магистрали, а для нее отказа нет. В «Комсомольской правде» видел Роман карту всесоюзных ударных комсомольских строек — больше ста тридцати. Эта карта как схема сражения: где силуэты строек — там передний край. А еще она была интересна Роману и потому, что одна из строек начиналась в районе, где раньше работал со своими экспедициями отец.

Карта осталась в памяти — шутка ли, сто тридцать адресов, и везде тебя ждут... Стройки где-то там, за горизонтом повседневности, к ним каждый может проложить свою тропу. И она, возможно, протянется не только к далеким, мерцающим горизонтам, но и к самому главному в твоей жизни. Инна говорит: «смешно»... Конечно, странно, когда она так говорит... А в принципе, и это подумалось с холодком, неплохо было бы ей вблизи посмотреть, что такое настоящая работа.

— Вы знаете, Роман, вижу я плакат «Даешь БАМ!» и даже представить не могу — неужели и в самом деле все это существует, есть и другие люди, кроме Бориса Марковича, Князя и таких, как они?

Инна впервые сказала так Роману о Борисе Марковиче и Князе.

— Какой Князь? Артем Князев, тот, что на нашей улице живет? Я слышал о нем...

— Он. Опасайтесь его, Роман. Страшный человек.

Роман засмеялся:

— Да вы что? С каких это пор?

— Я серьезно.

— Это он вас так пригнул к земле? Вы здорово изменились, Инна...