А потом я открываю глаза, понимая, что это лишь тот самый кошмар, что снится мне уже третью ночь подряд. Мне хочется думать, что дело в ночнике с похабным красным абажуром, что светит мне в глаза.
Но себя не обманешь…
Я всегда считал, что у меня нет ни совести, ни сострадания и что на пути к своей цели я способен на все.
Вполне возможно, что я не ошибался. Никогда чувства не мешали мне делать то, что я хотел.
Наверно потому, что я никогда не знал настоящего страха. Страха, который рос во мне последние три дня с геометрической прогрессией…
Сначала он был маленьким – так, неприятный комочек в груди, возникший после того, как я ответил согласием на предложение Зои. И правда, что могло пойти не так? Она говорила очень уверенно.
Умела убеждать.
И убедила.
Но потом настал следующий день, когда я понял: что-то действительно пошло не так.
И страх вырос.
Поселился между легкими, мешая сделать полный, свободный вдох, сдавил сердце, ветвистым отростком разросся вверх, проник в мозг, отодвинув в сторону своими склизкими щупальцами все мысли, оставив лишь одну: что теперь будет?
И услужливое воображение резво принялось преподносить одну картину за другой: труп Вики, полиция, прилежно раскопавшая, кому выгодно ее убийство… Дверь нашего с Зои гостиничного номера, падающая от ударов, люди в масках, наручники, суд, тюрьма… Про судьбу заключенных я знал лишь из сериалов и рассказов некоторых знакомых, и этого было достаточно для того, чтобы покрываться холодным потом при мыслях об аресте…
А эти мысли с каждым часом становились все ярче. Обрастали подробностями, деталями, тактильными ощущениями холодной стали на запястьях, запахами концентрированного человеческого пота и камерной сырости, о которых рассказывали те знакомые…
Но это было не самое страшное.
Страшнее мыслей о тюрьме была внезапно проснувшаяся совесть.
Я и не знал, что она у меня есть.
Не подозревал даже о ее наличии, словно о страшном недуге, который вдруг внезапно заявил о себе острой болью.
Вспомнилось вдруг, всплыло со дна памяти, где до этого было надежно похоронено, как Вика каждый день приходила ко мне в наркологическую клинику, как часами сидела рядом, гладила по руке, щекам, волосам, как говорила, что я сильный, что обязательно выберусь.
Ради нас.
Ради нашего ребенка, который у нас обязательно будет.
Говорила, что любит меня больше своей жизни… Искренне говорила. От всего сердца, глядя на меня сияющими глазами, полными невыплаканных слез.
А я обо всем этом забыл.
Потому что такие воспоминания мешают ненавидеть.
За то, что она лучше меня разбирается в бизнесе.
За то, что она не дала погибнуть фирме.
За то, что, пока я валялся под капельницами, выгоняющими из моего тела токсины, доходы предприятия увеличились втрое по сравнению с тем временем, когда им руководил я.
За то, что она искренне любила меня, а я завидовал ее деловой хватке в работе и презирал за неумение разбираться в жизни.
В людях.
Во мне…
И сейчас, лежа на роскошной кровати и глядя на абажур цвета крови, я вдруг понял, что своими руками подписал контракт на смерть единственного человека, который любил меня по-настоящему, искренне, безоглядно.
Человека, которому я сломал жизнь.
Которого я заставлял рыдать.
Которому недавно бросил в лицо «ты мне обходишься слишком дорого, хотя твоя жалкая жизнь не стоит и одного дерева из этого сада»…
Сволочь…
Омерзительная, завистливая сволочь!
Это моя жизнь не стоит одной-единственной ее слезинки.
Это не ее, а меня должны отделить кровавым занавесом от жизни неизвестные киллеры…
– Не спишь?
Поворачиваю голову.
Зои.
Будто и не спала вовсе. Глаза как две звезды на фоне ночного неба, занавесившего собой огромное окно спальни. Неестественно красивая, роскошная грудь словно ненароком высунулась из-под одеяла. Манящая, притягивающая взгляд.
– Знаю, о чем ты думаешь.
Зои встает, подходит к большому зеркалу. Случайно ли, нарочно ли становится так, что мне видна ее спина, похожая формой на песочные часы, и отражение в зеркале, при взгляде на которое все тревожные мысли начинают смазываться, тасоваться, словно игральные карты в руках умелого шулера.
– Запомни, – говорит Зои, потягиваясь, словно сытая кошка. – Ее уже пробовали убрать. И у них не получилось. Если не получилось до сих пор, значит, она умело скрывается. И поскольку она смогла так спрятаться от профессионалов своего дела, значит, не так уж проста твоя женушка, как хотела казаться. При этом она уже знает, что за ней охотятся, и наверняка догадывается, кто мог организовать эту охоту. И да, напомню – она почти отжала твой бизнес, пока ты валялся в клинике, а потом занимался серфингом, качался в залах и развлекался на лыжных курортах. Я к тому, что теперь у тебя просто нет другого выхода, кроме как избавиться от этой стервы. Если она выживет, ты погибнешь. И я тоже, вместе с нашим ребенком. А ведь ты не хочешь, чтобы мы погибли, правда?