Зона сна

— Мне об этом известно, — ответил Стас, пребывая в сомнении: а читала ли она учебник истории, в котором биография её папеньки изложена превосходно?

— Да, да, как обычный крестьянин!

— А скажите, отчего вы меня зовёте князем? Ведь после Указа об уравнении сословий в правах дворянства как такового не существует?

— Ах, князь, я знаю, и мне это очень обидно. Ну что такого плохого, если бы благородные люди носили благородные звания?

Тяжёлый случай, подумал Стас. Вся страна знает, что детство Деникина прошло в беспросветной нужде, а дочка переживает, что отменили дворянские звания и привилегии! Сам-то он полагал, что высоким происхождением кичиться не следует, а даже надо скрывать его.

Тут девы принялись за десерт, и Стас, извинившись, отошёл по малой нужде. А когда возвращался, навстречу ему попался Никита, уже в сапогах и другой, нарядной рубахе, явно околачивавшийся здесь в надежде встретить «молодого кавалера». Он двинулся Стасу наперерез, улыбаясь и разводя руками:

— Хорошо вы косите, барин! А должен вам поведать, что и предок мой, знаменитый Аверкий Кириллов, царский садовник, хоть и был в больших чинах, тоже сам кашивал, и преизрядно. Не гнушался. Сие нам всем урок и наука!

Ну, Москва! — улыбнулся про себя Стас. Из пустого дела столько разговору. Небось если бы он, князь, из земли редиску выдернул, они бы сагу сложили.

Впрочем, к Никите у него был определённый интерес. Стас обнял его за плечи:

— А скажи-ка мне, друг Никита, что тебе известно про племянника Аверкия, Тимофея Кириллова?

— Про Тимофея-то? Много чего известно про Тимофея. Химик он был, Тимофей. Химик. Химичил всё. Но только он не Кириллов, нет. Он сводной сестры Акинфия был сын. — И Никита замолчал.

— Ну? — поторопил его Стас.

— А что? Больше ничего. Даже фамилии нет.

Стас просто рассвирепел:

— А говоришь, много известно! Ведь он женился на крестьянке, на Дарье из Плоскова! Что дальше-то с ними было?

— Так это и есть много; больше кто скажет? Он химичил, химичил, сварил мыло с травами. Хотели Тимофея сжечь за колдовство, он и пропал. Может, сожгли, может, в Польшу ушёл. Но вряд ли успел, стрельцы бузили — страх. Аверкия-то уходили до смерти, злодеи.

Как ни пытал его дальше Стас, ничего не добился. Старик и сам уже был не рад, что завёл толк про своего «предка Аверкия». С тем Стас и вернулся к Марине. Но с нею, вопреки ожиданиям, пустого трёпа больше не было. Юная девица устроила ему форменный экзамен: всю вторую половину дня они провели в разговорах об искусстве, съездили в Третьяковку, к директору, звонили в Петроград. А зачем всё это было надо, он понял не сразу. Вопросы-то она задавала незначительные и ответы получала поверхностные. Всё выглядело так, будто Марине позарез нужна консультация искусствоведа. Но к её услугам вся Академия художеств! Зачем ей он?!

Наконец прояснилось: Марина собиралась в Париж, открывать художественную выставку совместно с внучкой престарелого президента Французской республики. Та была серьёзной художницей, а Марина — может, и хороший ботаник, но искусствовед никакой. А ей не хотелось ехать с сонмом академиков, Хотелось блеснуть самой, и для этого она желала иметь «домашнего» консультанта, никому не известного.

Стас честно сказал ей, что он просто хорошо учился по учебникам, опыта у него нет вовсе — разве что в изготовлении фресок — и на роль советчика он не годен.

— Посмотрим, — ответила загадочным тоном дочка Верховного.

Домой он вернулся поздно вечером. Отчима не было — задержался, видать, на банкете с м-ром Коксом. Зато матушка засыпала вопросами. Стас ужасно устал; он даже отказался от чая и просто повалился в кресло. Кратко сказал о встрече английского министра на вокзале, но потом оживился:

— Ты, оказывается, знакома с Деникиным? — спросил он.

— Да, мы встречались, — удивилась она. — А ты как узнал?

— А вот и я с ним встречался, — похвастался Стас. — И он мне поведал, что хорошо знал отца, и тебя тоже. Кручинился, что после гибели папы не уделял тебе должного внимания.

— Ах, Стасик, мне тогда ничьего внимания не было надо, — отмахнулась она. — Однако приятно, что Антон Иванович меня помнит.

Затем он в красках рассказал ей о прогулке с Мариной и намеченном на конец месяца плавании во Францию, и они обсудили всё это, но на протяжении всего разговора Стасу не давала почему-то покоя мысль об отце. Что-то было сказано сегодня о нём необычное…

— Расскажи мне про отца, — попросил он. — Антон Иванович вспомнил, что он возлагал на меня какие-то особые надежды.

— Да-да, ты знаешь… Вроде бы это естественно — когда у мужчины рождается сын, он… Но Фёдор действительно относился к тебе преувеличенно серьёзно. Он ведь служил, на фронте пропадал, хоть и штабной. А как приедет — только о тебе. Буквально ждал, что ты в два-три года осилишь грамоту. Я же над ним смеялась! — И она засмеялась, и тут же заплакала. Стас подошёл к ней, погладил по спине. Сказал тихо:

— Не плачь, дорогая моя.

Она вытерла глаза, виновато взглянула на сына: