Зона сна

— Ach, nietsety, mi bardzo podobaja. sie Polacy, oni sa о tyle wytworne, — отозвалась Марина. — Mais j'ai peur, je connais des mots polonais moins de votre [30].

— II у aura de m'etre galant pour vous plaire [31], — ответил Стас.

Они весело рассмеялись. Мими тащилась сзади, надув губки; плечистый Серж замыкал процессию, внимательно оглядывая окрестные кусты. Немногочисленные, хорошо одетые посетители при встрече с ними вежливо раскланивались.

Теперь уже Марина повела разговор об окружающих красотах.

— Здесь у нас очень красивая альпийская горка, — сделав деловитую мордочку, сказала она, показывая Стасу кучу камней с дохлым водопадиком. — Я сама её придумала. Вот это цинерария, там, подальше, дельфиниум. А вон там, видите, мои любимые бегонии, новый сорт. Правда, необычные? Подобных им даже в Кремле нет.

Стас мог бы много рассказать ей про рожь и горох, но таких названий, которые с лёгкостью произносила она, он сроду не слыхивал и был вынужден соглашаться вслепую: да, бегонии просто потрясающие. Причём сам не знал, смотрит он на бегонии или на что другое, столько было вокруг разных цветов.

— Садовник здесь, наверное, хороший, — предположил он.

— Самый лучший! — с восторгом сказала Марина. — Никита Кириллов, мы его потом найдём. Он зна-ает, что я сегодня приезжаю. Наверняка готовит какой-нибудь сюрприз. Мы Никиту любим! И не удивляйтесь, он обязательно изыщет способ сообщить вам, что происходит из рода самого Аверкия Кириллова. На самом деле… ах, пустяки. Вы с ним, главное, не спорьте.

Стас насторожился:

— Аверкия Кириллова? — переспросил он. — Купца?

Такого случая Мими, которая на протяжении всего их разговора мучилась молчанием, упустить не смогла.

— Аверкий был замечательным человеком, — затараторила она. — Гость, известный купец, он был таким замечательным, что стал думным дьяком. Он заведовал царскими садами, а сады были напротив Кремля, и они были такие замечательные, что Аверкию разрешили поставить там свой дворец. Но в 1682 году…

— Мими! — ледяным тоном произнесла Марина.

— … его убили восставшие стрельцы, — затухающим голосом промямлила Мими и замолчала.

Но Стаса разговор интересовал; он не собирался его заканчивать.

— У Аверкия Кириллова был племянник Тимофей, — сказал он. — Женился в 1672 году на крестьянке Дарье. О нём вы ничего не знаете?

Мими трясла кулачками, открывала ротик и едва не подпрыгивала, так ей хотелось ответить. Но Марина, положив свои пальчики ей на губы и нежно глядя в её большие круглые глаза, проворковала:

— Мы об этом спросим нашего Никиту. Правда, так будет лучше?

Мими с досады топнула ножкой и отвернулась.

Все вместе пошли искать Никиту и нашли его у реки — он косил траву на лугу. Босой, в грубых штанах, с рубахой, закрученной на бёдрах, «самый лучший садовник» выглядел типичным крестьянином и на потомка знатного купца никак не походил. Он отбил поклоны барышням, проигнорировал Сержа и с достоинством пожал руку Стасу.

— Решил я вам, красавицы, накосить копёнку травы, чтоб вы могли поваляться на мягоньком, — сказал он. — Это вам не ваши диваны да перины! Я так скажу: чем к матушке-природе ближе, тем для здоровья лучше. Не правда ли сие, молодой кавалер?

— Правда, — улыбнулся Стас. Очень ему понравился этот Никита.

Садовник снял с бёдер мятую рубаху, вытер мокрое лицо и пожаловался:

— Совсем я взопрел, косючи. Передохну чуток, закончу рядок и пущу вас поваляться.

Стас без сожалений сбросил официальный сюртук, в котором как отправился утром встречать м-ра Кокса, так и промучился полдня, и протянул руку за косой. Никита засомневался:

— А управишься ли ты, барин, с инструментом сим? Это ведь тебе не патефон!

— Я, старик, не такой уж заядлый барин, — ответил ему Стас. Он прикинул на руке косу — она оказалась легче тех, какими ему приходилось работать в Плоскове, — и в несколько минут прошёл оставшийся «рядок». И, судя по довольным вскрикам садовника, прошёл достаточно профессионально — не потерял, знать, навык за годы, проведённые в дружине князя Ондрия. Там-то ему было не до косьбы.

Затем Никита сгрёб граблями траву и куда-то исчез, а Стасу пришлось пожертвовать сюртуком: он бросил его на копёнку, чтобы девушкам не пришлось пачкать о сырую траву платья. Пока усаживались, вернулся садовник, а за ним бежала целая толпа слуг: принесли низкий столик, баулы с напитками и закусками, буфетик с посудой и громадный зонт от солнца. Оказывается, наступило время ленча.

Слегка насытившись, перешли к пустому трёпу; с Мими был снят обет молчания, и она утомила всех рассказом, какие чувства пробудило в ней замечательное умение Станислава Фёдоровича косить траву. Она ухитрилась уместить сюда и природные стихии, и любовь к народу, и графа Толстого Льва, и трепет сердца. На Марину Стас тоже произвёл впечатление.

— В самом деле, князь, — спросила она, — где же вы обучились этой работе?

— Я, Марина Антоновна, некоторое время жил в деревне — уклончиво ответил Стас. Вдаваться в подробности он не счёл нужным.

— А знаете, князь, мой папенька тоже умеет косить. Он в детстве жил ну просто как обычный крестьянин.