Зона заражения-2

– В разговоре он дал мне понять, что находится под контролем. Но мне надо встретиться с ним и поговорить. Где-то, где не будет микрофонов и камер.

…

– Ты мне поможешь?

Клест тяжело вздохнул.

– Господь помогает… всем нам грешным. Пусть и незаслуженно.

…

– Хорошо. Сделаю…

В эту ночь я впервые нормально уснул… и спал как убитый.

Где-то на территории Халифата. Бывший Кыргызстан. 19 сентября 2037 года

– Ну, что? И где твой Пророк Иса? Помог он тебе? А?

…

– Не слышу!

Гр-р-р-р…

Только бульканье воды…

Он так ничего им и не сказал.

На следующий день бить его не стали. Вместо боевиков, которые зверели от ничегонеделания и безнаказанности, пришел проповедник. Худенький, щуплый, без одного глаза – глаз у него не выбило, он так и вырос без одного глаза. Еще один сын радиоактивной пустыни.

– Ас саламу алейкум… – сказал он.

– Ва алейкум салам…

Проповедник присел рядом.

– Как ты себя чувствуешь?

Он не ответил. Он был сильным человеком и знал, что надо возлюбить врага своего, как самого себя. Но что-то мешало ему это сделать. Может быть, мешали нищета и безысходное отчаяние, которое он видел в своих странствиях.

Люди искали в религии спасения от несправедливости, от воровства, от коррупции, от дикой нищеты и безысходности – а нашли нечто худшее, чем то, что было до этого. Остатки цивилизованности, как приливной волной, были сметены воинствующей дикостью, убивающей и разрушающей все, что не по нраву.

О, Господь, за что ты нас так тяжко караешь?

Его собственный путь к Богу был непростым. Долгое время он был неверующим, служил в армии. Потом началась война, и он воевал, как и многие. Он видел тех, кто здесь живет в автоматном прицеле. Были времена, когда было очень тяжело… они тогда все стали верить, потому что на войне неверующих нет. Потом ваххабитов погнали назад, они отступали страшно, так, как отступали в две тысячи первом, в Афганистане… фронт рухнул, тыла не было – и они бежали и бежали, оставляя раненых и убитых у дорог и просто в степи.

Тогда у них появились пленные. Сначала они просто убивали всех, кто попадал им в руки. Они навидались того, что творили эти звери на любой территории, куда им удавалось зайти, и пришли к мысли, что живыми их отпускать нельзя… чем меньше их останется в живых… тем лучше, потому что даже двенадцатилетний пацан верит, и они дали ему автомат, и он пошел – а если его отпустить, он останется жив, и даст потомство, и тоже научит его верить… это была религиозная война на уничтожение, и некому было это остановить… они убивали, потому что сами не хотели быть убитыми. Потом… убитых было столько… они шли через местности после химических атак – а впереди были местности, по которым наносились ядерные удары… и в какой-то момент они просто пресытились кровью и смертью и почувствовали, что хватит, и перестали убивать всех – потому что жажда мести была утолена сполна. Кого-то они стали брать в плен… среди тех, кто теперь попадался им на пути, большинство было просто забранные в исламскую армию под дулом автомата или одурманенные пропагандой в медресе. Если удавалось разобраться – они оставляли таких в живых…

Среди них были те, кто помнил русский язык, – они разговаривали с ними. Пленные бесхитростно рассказывали о творившемся в их стране безумии… о колхозах, которые с развалом СССР стали частными, прихватизировались родственниками очередного президента или главы района, и прихватизировалось не только имущество – но и люди. Особенностью среднеазиатской приватизации было то, что людей тоже приватизировали и они становились рабами… Сначала им просто не платили зарплату, потом начали строить частные тюрьмы и открыто указывать – продается хозяйство, триста человек – то есть уже не человек – триста рабов, это указывали так же обыденно, как в девятнадцатом веке торговали деревеньками помещики. О том, как бесстыдно грабили и издевались, как хватали людей посреди ночи, как быстро переквалифицировалась в охранку местное МВД и КГБ. О том, как устраивали охоты на людей для чиновников и заезжих богатеев, как придумали торговать женщинами с некоторыми исламскими странами – и по кишлакам ездили вооруженные отряды, хватая всех, кто приглянулся. О том, как ставили записывающие устройства в мечетях, а мулл заставляли стучать, о том, как местные «лекари» изгоняли джиннов из больных палками, как другие лекари до того изгоняли шайтана из женщин, что те беременели. И когда на их землю приходили люди и говорили, что они – за чистый ислам, когда по Интернету шейхи гневно обличали несправедливость… многие тогда поднимались. За справедливость, без которой выросло целое поколение.

Только справедливости они так и не нашли. Вместо нее были атаки на пулеметы до последнего шахида, а потом – газовые бомбежки…