Зона заражения

Пыль… пыль повсюду на дорогах – вязкая толкотня из редких автомобилей, гораздо более распространенных мотоциклов, всадников, ослов, мулов, рабов, которые были кем-то вроде вольноотпущенников и выполняли поручения хозяина, перемещаясь по городу без сопровождения. Пыль, выхлопные газы, крики, многоязычная ругань. Ругались на фарси, точики-фарси, то есть таджикском варианте, пушту, урду, арабском и даже, кажется, на русском. Где-то стреляли в воздух, но довольно далеко. Нормальных оружейных фабрик поблизости не было, но оружие было у всех, вооружены были даже дети. Оружие делали теперь на небольших фабриках, подобных тем, которые были в городе Дарра Адам Хель в Пакистане – теперь такие были везде и всюду. Автомат Калашникова, изготовленный на такой фабрике, гарантированно выдерживал около двухсот выстрелов, пистолет – около пятидесяти, но больше и не надо.

Наверное, стрелял в воздух покупатель, проверяя товар.

Около дороги то тут то там были палатки, продавали всякую мелочь. В казанах готовили плов, но многим он был не по карману. Голодные дети клянчили милостыню ради Аллаха. Там, где варили плов, жарили барана и лепили лепешки, сидели на корточках мужчины, бородатые, в черном, несмотря на жару, с автоматами. Это моджахеды. Часть из них подчиняется какому-то конкретному амиру и получает от него постоянное жалованье. Но большая часть привлекается и получает жалованье только во время больших разборок или набегов, а в другое время ищет возможность заработать любой ценой. То, что вокруг такие же мусульмане, и еще более несчастные, не останавливает от того, чтобы издеваться, убивать и грабить. Останавливает только то, что большая часть населения этого города настолько бедна, что грабить их нет никакого смысла.

Хижины беженцев облепили склоны гор, подобно парше. Над ними – постоянная удушливая гарь от костров, нечем дышать. Часто бывают пожары, которые тушат самостоятельно и как умеют – в каждом таком пожаре люди погибают десятками, если не сотнями. Никого не волнует и не заботит судьба этих беженцев, ибо в мире не происходит ничего, что не было бы предусмотрено Аллахом, и если какой-то человек настолько беден, что у него нет даже дома и он вынужден жить в земляной норе, значит, так было угодно Аллаху. Так он повелел.

И над всем этим – над дымом нищенских костров, над толкотней на дороге, над сидящими, как хищники, ждущими добычи боевиками – пять раз в день плыл напев азана. В отличие от ранее господствовавших здесь мазхабов[54] ваххабиты считали, что для совершения намаза не обязательно строить мечеть, достаточно любой молельной комнаты, а если нет молельной комнаты, то и просто чистое место, где можно расстелить молитвенный коврик, сгодится. Поэтому стрел минаретов над городом почти не было видно. Город был низкий, плоский и страшный…

Чем ближе они продвигались к центру, тем больше становилась толчея. Когда-то давно, когда здесь были русские, они построили многоэтажные дома, и теперь, которые из них не были разрушены, были на вес золота. Как и в Пакистане, в них устраивали базары: на первом этаже идет торговля, на втором этаже живет хозяин, на третьем и выше – склады товара, так его труднее умыкнуть. К старым домам делали пристрои, иногда по размерам больше самого дома, в торговом квартале везде была реклама, на самых разных, принятых в городе языках: арабская вязь соседствовала с урду. Тут же были кинотеатры, крутили старые фильмы, оставшиеся еще с довоенных времен, а также новые записи боев моджахедов на разных фронтах джихада. По вечерам тайно крутили порнографию.

Здесь уже было меньше рабов и больше правоверных. Женщин было очень немного, все они были в строгих, закрывающих лицо никабах, которые до войны здесь не были приняты и не были в традициях здешних народов, здесь женщины только покрывали волосы, причем так, чтобы были видны дорогие серьги. Вообще здешняя земля до джихада была настоящим рассадником джахилии[55], например, женщины учили других женщин Корану. Придя в Мавераннахр, моджахеды, закаленные в боях с неверными, огнем и мечом искоренили все проявления джахилии и заменили ее совершенством чистого ислама.

Бросались в глаза парочки – взрослый мужчина, бородач – и несовершеннолетний, безбородый подросток от восьми до четырнадцати лет, держащиеся вместе. Если в Афганистане, где делал джихад амир Ильяс, это было обычным делом, то здесь еще несколько лет назад такого не было. Теперь же – кругом. Это бачабозы. Подростки – скорее всего дети беженцев, с тех самых лагерей, у которых нет никакого другого пути, кроме этого пути. У многих авторитетных людей в этом городе целые гаремы из мальчиков, у других в гаремах и мальчики, и девочки. Это получало все большее и большее распространение, для этого даже нашли оправдание в виде фетвы аятоллы Систани, изданной еще до войны. То, что аятолла был рафидитом, никого не волновало. Такой никах был хорош тем, что не рождаются дети, а все средства предохранения шариатом были запрещены.