Зона затопления

Хотя привез из деревни много чего. Всю квартиру забил до отказа. Из прихожей расходились узенькие тропинки в комнату, кухню, туалет. А вокруг мешки, коробки, углы разобранной мебели, коврики, половики, даже струганые доски на всякий случай.

Приезжала дочь из Ачинска, попыталась разобрать, распределить; Игнатий Андреевич махнул рукой: «Сам потом».

Больше года прожил так, все собираясь, а потом понес на улицу. Удивился, увидев возле контейнеров целые горы коробок, тряпок, полок, железок. По привычке подбирать нужное стал было в этих горах копаться. Опомнился, отдернул руки, заматерился.

Через пару дней встретил в магазине своего земляка Виктора Плотова, бывшего учителя труда, сказал ему, что выкинул многое из того, что привез, чем там, в деревне, дорожил.

– Да мы тоже избавились, – ответил Виктор скорбно. – Куда тут девать? А давило так, моя аж задыхаться стала.

– Во-во! И я. Спать не мог… К чему мне теперь уж барахло это?..

Жил Игнатий Андреевич один. Побоялся уезжать далеко от родины к кому-нибудь из детей.

– Седьмой десяток добиваю. Докряхчу тут уж. Хоть кого знакомых буду видеть. А чего мне в Ачинске или Бердске каком-то?

Вскоре, правда, ему пришлось пожалеть, что так круто обошелся с вещами: зимой в гости зачастили мужики-односельчане, а усадить всех – собиралось иногда человек семь-десять – было некуда. Пришлось идти в магазин мебели, купить несколько табуреток.

Выпивали редко, в основном под чай и сигареты вспоминали прошлое, делились новостями и слухами, известиями, что там и как теперь на месте их деревни Пылёво.

– Сын плавал тут перед шугой – вода до школы дошла, – сообщал старик Мерзляков, и собравшиеся несколько минут молча представляли место, где была школа, расстояние и высоту до того, прежнего, берега.

– Высоко-о, – вздыхал за всех кто-нибудь.

– А, это, там ведь памятник фронтовикам стоял, – вспоминал другой. – Не слыхал, его-то забрали?

– Забрали-забрали. Теперь все такие памятники на кладбище стоят. Рядком.

– М-м, ну ладно…

Но обязательно появлялся и несогласный с «ладно»:

– Не на кладбище таким памятникам место, а на площадях центральных, возле школ. Это символ, чтоб ребята видели, помнили.

– Здесь, в городе-то, столько площадей не наберешься – со всех деревень расставить.

– Ну да…

Курили, вздыхали.

– И сколько деревень затопило, получается?

– Ну давай считать.

И с горьким каким-то удовольствием перечисляли названия не существующих больше сел и деревень:

– Кутай, Пылёво наше, Сергушкино…

– Сергушкино-то при чем? Оно стоит. До него никакой потоп не доберется.

– Избы стоят, а людей убрали. Техники там! Всё, что насобирали по окрестью, – туда. Барж на десять хватит загрузить железом.

– Ну, мы не про это счас… В общем, Сергушкино тоже считаем…

– Проклово, Большаково.

– Усово…

– Красивая деревенька была.

– Да, маленькая, но как игрушка.

– Немцы строили, чего ж…

– Не немцы, а литовцы.

– Ну, разницы-то…

– Косой Бык, Селенгино, – упорно продолжал тот, кто предложил сосчитать.

Но его снова перебивали:

– Селенгино уж давно пустым стояло.

– По бумагам-то было. Да и дома оставались…

– Костючиха там до последнего жила. Старуха такая – ух! Всех гоняла…

– Померла.

– Да ты что! Не слыхал…

– Буквально перевезли ее, и через месяц… Теперь какой-то суд с роднёй.

– А чего?

– Ну, квартира не в собственности была, поэтому город, или кто там, не отдает родне… Ну, там черт ногу сломит разбираться.

– Мозги.

– А?

– Мозги сломит.

– Мозги-то мы себе здорово повывихивали. До сих пор как в чаду.

– Эт точно.

– Эх-х…

– А с Таежным как? Неужели оставят?

– Часть расселили, но в основном стоит.

– Там так – у кого изба на суше, а огород – на дне. Кочегарка на самой кромке – метров десять буквально от воды…

– Вроде, слышал, дамбу какую-то мощную сыплют. Важный, говорят, поселок, нельзя терять.

– Ну дак, федеральная трасса через его проходит.

– И чего? Дорога дорогой, а людей-то зачем там держать? Они вообще там в панике – каждый день ждут, что затопит. Тем более сейчас, зимой…

– Может, хе, деньги кончились – переселять. Разорились на нас.

– Они разорятся…

– Вон и Путин на пуск гидры не приехал. Из Москвы руководил. Сэкономил.

– Приехал бы, порыбачил заодно.

– Да чё ему у нас… Его Шойгу на рыбалку в такие места возит!.. А мы… в говно превратили реку…

Приходил к Игнатию Андреевичу и Алексей Брюханов. После долгой непонятной болезни он похудел, потускнел… В первое время, выписавшись, пытался добиваться правды – что же все-таки это у него за язвы на руках (они, черноватые, то исчезали, то появлялись снова, гноились), но заметил: чем громче добивается, тем сильнее сторонятся его окружающие, – мало ли, действительно, чем заражен, – и бросил. Принимал рекомендованные лекарства, они вроде бы помогали.

В основном помалкивал, усмехался горьким шуткам и острым словам земляков. А потом стал приносить листочки.

– Дочери купил компьютер и сам в него лазить наладился. В Интернет. Много там всего… Для чего раньше надо было целую библиотеку перелопатить, теперь за пять минут найти можно. Там и про наши места много чего. Могу почитать. Записал кое-что.

– Давай-давай, Леш, хоть узнаем.