Зонтик для террориста

– Мне показалось, я попала в самое ужасное место в мире. В аду и то получше, наверное.

Я покачал головой, протер ручку двери, положил окурки сигарет в карман и ополоснул водой пепельницу.

– Я закончил, – объявил я. – Тебе не нужно вернуться в больницу? Туда, где осталась мать.

– Сейчас ее тело отправили на вскрытие. Говорят, завтра утром отдадут. Дедушка пытался воспрепятствовать. Но и у него не получилось. Ты же знаешь, кто мой дед, да?

Да, я знал. Масаэ Эндо. Он работал в Министерстве финансов, потом стал министром торговли и промышленности, потом каким-то другим министром. Сейчас был известен как один из старейших депутатов палаты представителей, либерального толка. Я знал, что он живет в Сёто. Недалеко и от Уэхары, где квартира его внучки. Но даже его власть была бессильна в этом случае. Можно представить, какие силы брошены полицией на расследование.

– Скажи, а от чего она умерла? То есть что за ранения у нее были?

– Разрыв внутренних органов. И у нее оторвало обе ноги, – сказала она тоном официальных сводок. – Сегодня утром ее должны были повторно прооперировать. Но организм не выдержал.

Она посмотрела на меня. И вдруг в ее глазах показалась слезинка. Постепенно сила поверхностного натяжения ослабла, и слезинка, оставив за собой ровный след, тихо скатилась по щеке и упала. Я молча смотрел на нее. Юко Эндо. Она тоже так плакала. Всего один раз видел ее плачущей, рассеянно подумал я. Вскоре она посмотрела на меня. И уже спокойно сказала:

– Почему на мамину долю выпало такое? Ты можешь объяснить мне, почему?

– Я и сам хотел бы знать, – ответил я. – У тебя найдется сегодня время?

– Когда?

– Желательно, когда стемнеет.

Она кивнула. От слез не осталось и следа, будто произошла смена кадра. Возможно, быстрое восстановление – одна из ее способностей. Она взяла сигарету и прикурила зажигалкой «Зиппо».

– Хорошо, – ответила она. – Заупокойная служба завтра. К приглашенным я все равно не имею никакого отношения. Скорее всего, общаться с ними будет дедушкин секретарь.

– Кроме приглашенных на заупокойную службу нужно поговорить и с полицией. А этого секретарь сделать не сможет.

Она задумчиво посмотрела на меня.

– Вчера вечером в больнице я уже отвечала на всевозможные вопросы следователя. Хотя мама находилась при смерти. Почему мама пошла в парк? Договаривалась ли она с кем-нибудь о встрече? Не знаю ли я кого-либо из пострадавших? И все в таком духе. Я сказала, что ничего не знаю, а он: подумайте, может, у вас есть какие-нибудь предположения. Когда вы в последний раз встречались? Дедушка не пришел в больницу, но, наверное, и к нему домой нагрянула полиция. Мне задавали дотошные вопросы, но, похоже, следователь помнил о том, что говорит с родственником депутата парламента. Он и обороты использовал очень вежливые.

– И что ты отвечала?

– Ничего не знаю. Но так и есть на самом деле. Разумеется, о тебе я ничего не сказала.

– Тебя спрашивали, когда вы в последний раз виделись, значит, ты живешь одна?

– Да. Мама тоже жила одна в Аояме. [11]А что, полиция придет и ко мне домой?

– А ты как думала? Это их работа. Справедливости ради, надо признать: у них есть способности, развито чувство долга. Твоя мама – одна из погибших. Уже не из потерпевших и раненых. К тому же она имеет отношение ко мне, и в полиции это известно. Или же скоро вспомнят. Не знаю, сколько сотен человек в связи со взрывом они опросили, но твоя мать – пострадавшая, которая интересует их больше всего. Наиболее пристальное внимание сосредоточится на тебе. Ты – человек, у которого были наиболее близкие отношения с матерью. И подобраться к тебе проще, чем к депутату парламента.

Она задумалась.

– Зайдешь ко мне, если не возражаешь?

– Исключено. Полиция нагрянет.

– Нет, они не знают. Когда меня спросили вчера, я назвала дедушкин адрес, так что им пока неизвестно о моей квартире.

Я немного подумал. О способах минимизировать риск. Если все так и есть, как она сказала, у меня остается один день в запасе. А возможностей, абсолютно не сопровождаемых риском, у меня больше нет.

– Договорились. Я приду к тебе в семь, хорошо? Она улыбнулась:

– Наверное, лучше запастись виски, да?

– Ты бы меня спасла, – честно ответил я. – И еще. Когда ты отсюда выйдешь…

Я объяснил ей, что нужно делать, покинув бар. Она вздохнула, выдохнув дым.

– Придется заниматься таким идиотизмом?

– Я не занимался таким идиотизмом, поэтому есть люди, которым известно это место. Кому конкретно, не знаю. Почему – тоже не знаю. Но меня вычислили. Я был слишком легкомыслен. Стал беспечным. Наверное, оттого, что привык к нынешней жизни. Даже и сейчас за нами, может быть, следят. Я могу ошибаться, но лучше перестраховаться. Тем более я посвятил тебя в так называемый краткий курс молодого бойца.

– Тебя вычислили не следователи, да?

– Если бы следователи, меня бы уже забрали. Повод можно придумать какой угодно.

– Понятно, – сказала она. – Похоже, лучше немедленно переходить к действиям.

Я кивнул, а она открыла дверь и обернулась:

– Какой виски ты любишь?

– Любой сойдет. Лишь бы градусы были.