Я посмотрела на Илью. С видом хозяина он оглядывал территорию, и по его лицу пробегали тени.
– Здорово вы всё тут устроили. Должно быть, здесь…
– Положим, это пока теория, – перебил Леон. – Неизвестно, что будет на практике.
– А что может быть на практике? – Илья посмотрел на моего брата с любопытством.
– Да что угодно! Люди – они существа не дисциплинированные.
– Да, наверно. Я стараюсь предусмотреть.
– Всё не предугадаешь… Где вы достали такую крышу? Гигантский парашют, ей-богу!
– А это и есть парашют. У папы есть друг, у которого в соседней области фирма по производству изоляционных материалов, надувных фигур и тому подобного. Вот этот парашют – их рекламное изделие. Мы его выпросили на время, приспособили под свои нужды.
– А если испортите?
– Оплатим стоимость. – Илья пожал плечами.
– И когда же заезд?
– Массовый завтра с утра. Но небольшие группы уже сегодня приедут, а некоторые уже приехали.
– Где же они?
– Кто в гостинице, кто у людей остановился на ночь…
Мне надоело слушать цеплянья брата, и я пошла бродить по берегу. Когда Леон захотел догнать меня, я махнула рукой, чтобы он оставил меня в покое. Я видела, как Леон с Ильёй пошли к сцене, сама же спустилась к реке, села и опустила ноги в воду.
Мне вспомнился рассказ Сергея Довлатова. Коротенький рассказик о том, как автор пошёл выбрасывать мусор. Дело было зимой, он замёрз, не дошёл до контейнера и вывалил ведро не там, где положено. Вечером к нему явился дворник с требованием мусор прибрать. Довлатов удивился, а дворник сказал, что по содержимому мусорного ведра он может определить, кому мусор принадлежит. Рассказ заканчивался выводом «В любой профессии есть место творчеству». Вот так, видимо, и этот Илья, думала я, творчески относится к порученному делу… И ещё множество людей… а я? Столько времени, как охотник, шла по следу мыслей, догадок, открытий, и сэлинджеровские герои были лучшими собеседниками… Но теперь они молчат, и строчки, которые я написала про них, стали мёртвыми, блёклыми и перестали меня волновать… Не аспирантура. Не диссертация. И даже не Денис… Моё горе в том, что пропали вкус к жизни, азарт и вдохновение, мой самый любимый мир. Любовь Арсения давала тайную надежду на то, что я смогу восстать из пепла, но обманула… Видимо, точку опоры надо искать в себе… Ждать. Да, ждать: может быть, мне поможет время или что-то изменится…
С этими мыслями я просидела довольно долго, пока Леон не возник надо мной и не прокричал:
– Маруська, хорош сидеть, поехали домой!
Мы вернулись в гостиницу, когда уже начинало темнеть. «Уазик» остановился перед крыльцом, Илья резво выпрыгнул, обежал машину и подал мне руку. Его рука оказалась тёплой и сухой, и мне стало неудобно за свою мокрую ладошку.
– До завтра, – сказал он.
– До завтра, – машинально ответила я.
На крыльце сидели две женщины и мужчины, они тихо переговаривались. Их лица терялись в сумерках. Мы поздоровались, и женщины ответили нестройным хором. Мы вошли внутрь, и администратор сказала, что нас искала Ника. Оказывается, она хотела поехать за нами, но не нашла машину.
– Вот беспокойное создание, – вздохнул Леон.
Я ещё раз проверила телефон. У меня не было ни одного пропущенного вызова.
– Кто-то был ещё с Вероникой Голубевой?
– Да. – Девушка смотрела мне в лицо. – Арсений Любачевский и с ним Лидия Антонова.
Она улыбалась, словно хотела что-то сказать или спросить.
– Они приехали вечерним автобусом?
– Да. Ваша подруга ездила за ними.
– А где они сейчас?
– По-моему, они внизу, в баре.
Девушка продолжала смотреть на меня.
– Что-то ещё?
– Что? А ваша подруга расстроена…
У меня мелькнула мысль, что Ника закатила Арсению скандал, но я не стала уточнять, что администратор имеет в виду под словом «расстроена».
– Большое спасибо.
Леон не слышал разговора, он сразу прошёл наверх; ему не терпелось оценить снимки, к тому же он хотел созвониться с Софьей. Когда я постучала к нему в дверь, он как раз заканчивал разговор.
– Похоже, самое веселье начнётся сегодня, – сказала я.
– Рассказывай.
– А нечего рассказывать. Девушка-администратор сказала, что Ника расстроена.
– Что это значит?
– Понятия не имею. Не расспрашивать же было! Но то, что девушка на ресепшене посчитала нужным меня об этом предупредить, наводит на мысль, что это серьёзно.
– Давай найдём их, – предложил Леон. – Только сначала сходим в душ.
И он начал стягивать с себя майку.
– Ладно. Она сказала, что они в баре. Я подожду тебя внизу.
Бар оказался заполнен людьми. Здесь были и те артисты, которых мы уже видели раньше, и много совсем незнакомых лиц. Я поискала глазами Нику и Арсения. Они сидели в самом углу, где было темно, и, если бы Лида не помахала мне рукой, я бы их не увидела. Мы пробрались между столиками.
– О, какие люди!
Арсений поднялся и пожал Леону руку. Он был во всём белом, в брюках и майке и в тёмных очках. Я поняла, что он уже сильно пьян, и подумала ещё, как он собирается стирать своё белое великолепие. Лида, наоборот, была трезвее некуда и одета во что-то бледно-незаметное. Зато Ника – во всём красном и с таким же цветом лица – смотрелась героиней водевиля.