Зонтик царевны Несмеяны

У меня закружилась голова. Я закрыла глаза, а когда открыла, вокруг уже стояла тишина. Огненная река… Привиделось. Огненная река, как всегда, принесла видение, пошутила. Я вздохнула, и тут же затылок отозвался далёкой болью. Нечего думать. Не время сейчас…

Я повертела головой из стороны в сторону. Боль была не сильной, только где-то далеко, на границе сознания, вспыхивали и затухали слабые болевые всполохи. Что ж, могло быть и хуже. Интересно, который час? За окном темнело. Я села в кровати, потом осторожно спустила на пол ноги. Поднялась и дошла до ванны. Умывшись, вернулась и попила воды. Мне захотелось вымыться, но я боялась забраться в душ при незапертой двери и боялась запереть дверь. Подумав, вымыла только голову. Затылок болел, когда я перебирала мокрые волосы и массировала кожу. Просто удивительно, что я не разбила голову в кровь. На часах была половина десятого.

Я вернулась в кровать, расправила её, потом проверила телефон. Илья звонил мне семь раз. Я отправила ему сообщение: «Извини. Завтра позвоню». Позвонила Леону и сказала, что чувствую себя лучше, ложусь спать. Брат ответил, что дважды заходил ко мне, когда я спала, и страшно рад моему выздоровлению; он пожелал мне спокойного сна.

Я почистила зубы, надела пижаму и уже начала засыпать, как в дверь застучали. Почему-то была уверена, что это Илья. А оказалась, что пришла Ника.

– Прости меня, – сказала Ника с порога. Она плакала.

Я подумала: «Только не это». Ника прошла мимо меня и села на расправленную кровать. Прямо на то место, где я только что лежала. На ней были джинсы и джемпер, в которых она была в кафе, только теперь они были измазаны в грязи. Лицо у неё тоже было грязное, в разводах косметики. На скуле ярко краснела свежая царапина.

– Выключи свет, – попросила Ника. – Пожалуйста, выключи. Глазам больно. Машенька…

От звука её рыдающего голоса у меня снова заныло в затылке. Я прошла в ванную и принесла ей кусок бумажного полотенца. Она звучно высморкалась.

– Машенька…

– Не надо. Не называй меня так.

Я выключила свет и села на стул у окна. Ника сидела ко мне спиной, плакала и сморкалась.

– Прости меня. Пожалуйста, прости. Я сама не знаю, как это вышло.

– Ладно. Я замолчала и подумала: «Ника – не видение, как Денис. Она реальная. Но с меня хватит на сегодня. И без того слишком много событий».

– Ладно, проехали, – сказала я. – Почему ты такая грязная?

Но Ника не слушала. Зашевелившись, развернулась ко мне. В бледном свете не то луны, не то уличного освещения я разглядела, как она скользнула по моему лицу взглядом и уставилась в пол. Зашмыгала носом.

– На меня нашло что-то. Я себя не помнила.

Грязная, исцарапанная, прочно обосновавшаяся в своих страданиях, Ника казалась мне нелепым сном. Но она сидела рядом, на моей постели; её голос звучал и ежеминутно падал до сдавленного шёпота, срывался.

– Мои мозги просто не в состоянии это охватить… Николай. Как он узнал, что я здесь? Появился, я чуть в обморок не упала… Злой как чёрт. Руки распускает. Он, когда выпивает, всегда…

Она снова заплакала, и так жалостно, что я поторопилась заговорить:

– Это он поставил тебе царапину? Почему ты грязная такая? Где ты была?

– Нет, это не он. Он в номере. Я только что оттуда. Еле вырвалась.

– Оставайся.

– Нет… Я возьму свои вещи и спущусь в холл. Вызову такси или машину поищу…

– Куда ты поедешь ночью? Что случилось?

– Не знаю… Я не могу сейчас об этом думать. Я просто хочу уехать.

Может быть, она пьяная, подумала я. Мне стало ясно, что рассуждать логично Ника не в состоянии. Я оглядела контуры её фигуры и снова предложила:

– Оставайся. Вымоешься. Кровать широкая.

– Нет. Я не за этим пришла к тебе… Прости меня. Я не знаю, что со мной.

– Да хватит уже извиняться! Можешь ты внятно сказать, что случилось?

Ника заплакала. Она повалилась на мои подушки и зарыдала, громко шмыгая носом и утираясь наволочкой. Я подумала: «Как я буду на всём этом спать?» Всё происходящее казалось мне нереальным.

– Со мной никогда такого не было. У тебя был Денис, у Наташи – Игорь. А у меня никого. Я никого не любила. Никогда, никого. И сошла с ума. Ездила с ним на гастроли. Ты, наверно, знаешь… Это было такое счастье. Ничто не сравнится с этим. Как будто совсем другое измерение… А теперь он делает вид, что мы чужие. Я не знаю, как жить дальше.

Она лежала на кровати и плакала. А я сидела у окна и слушала, как в затылке разгорается пламя. Боль ещё только заявляла о себе, её ещё можно было остановить. Найти бы таблетку, выпить, но Ника всё плакала.

– Ты прости, но мне надо включить свет.

– Нет, не включай… Я считала тебя своей подругой…

– Мне надо выпить таблетку.

– И всё пошло прахом. Всё зря.

– Что?

– Какая теперь разница… Прости меня. Прощаешь? Ты ведь понимаешь, что я была не в себе?

– Понимаю.

– Я сошла с ума, Маш, я свихнулась. Надо начинать жизнь заново, а у меня нет сил. Я уеду из города на какое-то время. Навещу отца или ещё куда-нибудь отправлюсь. Прости меня!

– Да простила уже, простила.

Ника села на кровати, вытерла скомканным бумажным полотенцем лицо и встала.

– Обними меня. Мне страшно.