Зонтик царевны Несмеяны

– Может быть, всё-таки останешься? Закроем дверь, а завтра утром поищем машину.

– Нет, я не могу ждать до утра.

Я обняла её. В темноте мне не видно было её лица, но я чувствовала, как она вздрагивает. Совершенно некстати мне пришло в голову, что я никогда не обнимала Нику Голубеву. Не приняты были между нами такие нежности.

– Знаешь, зачем я к тебе пришла, – зашептала Ника мне в самое ухо. – Хочу сказать тебе одну вещь…

Было влажно, неприятно от её дыхания, от близости грязных рук и одежды, и я почувствовала, как в голове зреет, наливается дальними, пока невнятными всполохами боль.

– Да, – невнимательно ответила я и отстранилась.

Ника замолчала. Потом отодвинулась. Снова опустилась на кровать. Боль ударила в мои виски первым аккордом. Ещё немного – и таблетка не поможет. «Кончится это когда-нибудь или нет?» – почти с отчаянием подумала я.

– Нет, не сейчас… Завтра. Завтра ты узнаешь про меня ужасные вещи… Ты останешься мне подругой?

Как же без драмы, съязвила я про себя. А вслух сказала:

– Конечно. Не сомневайся.

– Спасибо, Маша. Помни, что ты сказала.

– Я попрошу прощения у Николая, а после скажу тебе… – пообещала, стоя в дверях, Ника.

– Может, всё-таки останешься?

– Попрошу. Всё равно будем разводиться… Так с чистой совестью… Всё ему расскажу. Всё – и про аборт тоже. Мне легче станет. И пусть все знают…

– Не надо… Не сейчас. Тем более про аборт. Зачем?

– Именно про аборт и надо. Чтобы уж окончательно всё…

Голова уже вовсю болела. Враз отупев от боли, я повторила:

– Оставайся. Не ходи. Оставайся, Ника…

– Нет, нет! Мне надо. Может быть, Арсений…

Она недоговорила. Вышла и тихо прикрыла за собой дверь. Я слышала, как мягко по ковровой дорожке шелестят её «лодочки». Что она задумала, подумала я, исповеди какие-то, вечная театральщина, даже в таких ситуациях… Арсений-то тут при чём? Охая от боли, я включила свет и повернула в замке ключ. Выпила таблетку, надеясь, что ещё не совсем поздно, что, быть может, мне хоть немного станет легче, вдогонку приняла снотворное. После этого я перевернула подушку другой стороной, загнула простыню с того края, на котором сидела Ника, и вдруг почувствовала сильную усталость. Помогает, с облегчением подумала я. Легла на чистый край и заснула.

Глава 16

Меня разбудил телефон. Не представляю, как я его услышала – по моей всегдашней привычке он был поставлен на беззвучный сигнал. Просто в какой-то момент открыла глаза и увидела светящийся экран: «Ника». «Ох, – с раздражением подумала я, – не уймётся никак, неужели опять будет говорить об Арсении!..» Но Ника сообщила совсем другое.

– Я его убила, – сказала она шелестящим шепотом.

– Кого? – не поняла я.

– Николая… Он не дышит. И кровь, немного… Я его убила.

Контуры мебели вокруг меня на миг обрели чёткость, а потом снова растворились в темноте. Я села и нашарила ногой тапки.

– Убила?..

– Да. Мы дрались, и я ткнула его ножиком.

– Ножиком?.. Каким ножиком? Ника!

– Перочинным. Мне его на выставке подарили… Помнишь, я репортаж делала? Весной.

Смысл её слов начал доходить до меня; мне ещё не верилось, но уже стало жутко.

– О господи… Ты… уверена?

– Да. Он мёртвый.

– Ты звонила кому-нибудь?

– Нет.

– Я сейчас приду.

Не помню, как я оказалась у номера Ники. Дверь с табличкой «35» открылась в темноту.

– Не включай свет, – попросила она из темноты, но я включила, и меня ослепило – перевёрнутая мебель, сброшенное на пол постельное бельё, раскиданные повсюду вещи. Николай лежал лицом вниз, на тёмно-зелёном покрытии пола пятна крови казались чернильными кляксами. Ника стояла у окна спиной ко мне и, когда я включила свет, не повернулась, только передёрнула плечами.

– Поверить не могу, – сказала она медленно. – Не могу поверить.

В наступившей вслед за этим тишине я услышала свой голос:

– Надо вызвать врача.

– И полицию, – с неестественной готовностью отозвалась Ника. И, помолчав: – Меня посадят?

– Нет, – почему-то уверенно, поспешно ответила я. – Нет, нет, нет… Как… как это произошло?

– Он меня по лицу бил. Он ударил, и я тоже ударила… У меня перед глазами плыло, я ничего не соображала… – безразлично ответила Ника.

– Я рассказала ему всё. И про аборт, и про Арсения. Он кричал, а потом набросился на меня и стал бить. Я хотела убежать, но он мне не давал к двери подойти… Вот мы… а потом я сунула руку в сумку, хотела телефон достать, позвонить тебе, а нащупала ножик, – монотонно рассказывала Ника. Она так и не повернулась. – У него ещё такое выскакивающее лезвие… Вот он.

Ника потянулась и взяла с подоконника нож. Повернулась, протянула мне. Я отпрянула:

– Не надо!

– Смотри, – щёлкнула кнопка, и мне навстречу блеснуло длинное узкое лезвие. Оно было чистым.

«Вытерла…» – машинально подумала я.

Было страшно смотреть на нож в Никиных руках, но я не могла отвести от него глаз. Мне вдруг представилось, что я убила Дениса. Что вот это распростёртое большое тело – Денис. Меня вдруг заколотило и захотелось сесть прямо на пол, но страшно было оказаться на одном уровне с телом Николая; я прислонилась к стене.