Это был последний вечер фестиваля. На площади перед гостиницей снова толпился народ, немного поодаль, ближе к полю, команды пиротехников готовились к состязанию. Территорию, где шла подготовка, обтянули верёвкой, на которой в несильном ветерке трепыхались надписи «Не подходить! Опасно!». Мы смотрели в забытый Арсением бинокль, как устанавливают приспособления на длинных палках, закрепляют алюминиевые бочонки и связывают верёвками пиротехнические снаряды. Музей восковых фигур появился перед сувенирной лавкой, в которой мы покупали шляпы, под тентом расположились фигуры одна другой причудливей, и дети с визгом тащили своих родителей в это чудное место.
– А где твоя Красная Шапочка? – вдруг вспомнила я.
– Понятия не имею.
Мы смотрели, как заходит солнце. Мне захотелось выпить, и я уже собралась было сказать об этом Леону. Но передумала. Неизвестно, как подействует на меня спиртное. Может, зареву, а может, выболтаю всё на свете.
– Ника не увидит всего этого, – неожиданно сказал Леон. – А жаль. Ты знаешь, мне почему-то всё время было её жалко. Даже когда она тебя ударила.
– Бог с ней, – сказала я.
– Как ты думаешь, что с ней сейчас?
– Давай не будем о ней.
– Почему?
– Настроение портится.
Мы немного посидели молча.
– Завтра домой, – сообщил Леон. – Автобусы начнут ходить с утра, первый пойдёт в десять сорок, а до поворота нас довезут, я договорился.
– С кем?
– С тем дядькой, который нас привёз сюда. Он вчера сам обозначился. Сказал, что договаривался с Никой, но её телефон не отвечает, а ему бы задаток… Завтра он подъедет к десяти. Не проспи.
– Ты не расстроишься, если я завтра же и уеду в Питер, вечером? – сказал Леон немного погодя. Голос у него был виноватый. – Соскучился – не могу…
– По Софье Андреевне?
– Ну.
– Поезжай.
– Правда? Ты не обидишься?
– Нет. Я устала… К тому же у меня что-то живот прихватывает.
– Да, ты какая-то бледная. – Леон с беспокойством посмотрел на меня.
– Ничего страшного, кузен, – ответила я.
Леон вздохнул и погладил меня по руке. Я улыбнулась.
Немного погодя он сказал:
– И всё-таки фестиваль был отличный. Всё удачно. Место, организация, артисты, развлечения…
– Да уж. Отлично, – сказала я, думая о Нике и о том, что ждёт меня в городе.
– Я не ожидал даже, что мне так понравится. Думал, будут игрецы на гитарах и певцы на вокалах… А оказалось, душевно. Можешь передать это своему председателю. Да. Скажи ему, что в финале меня пробрало. Что он достиг своей цели.
– Скажу. Но мне кажется, я его больше не увижу.
– Почему? Ты ему сильно нравишься, и это очень заметно. Впереди целый вечер, так что он мог бы попытаться ещё раз испытать на тебе свои чары…
– Мне так кажется, – повторила я.
Леон повернулся и долго смотрел на меня, так что мне даже захотелось заплакать.
– Что с тобой? Тебе грустно? Или болит что-нибудь?
– Грустно. И болит.
– Что?
– Всё болит. Я вся. И душой, и телом.
Мне было очень плохо. Войдя в фойе, я почувствовала, что меня качает, и свернула во внутренний дворик. Там никого не было. Это было очень кстати, меньше всего мне хотелось, чтобы ко мне кто-нибудь пристал; полбутылки вина – не так уж много, но сегодня это был явно перебор. Я перешла дворик и зашла в дом Арсения и Лиды. Постучала в дверь их номера.
– Открыто, – отозвалась Лида.
Она сидела на полу и складывала в чемодан вещи. В комнате было прибрано, одежда уложена на кровати в стопки. Я зашла и рухнула на стоящий у двери стул. В глазах плыло, стены качались и где-то рядом с диафрагмой необъяснимо покалывало.
– Маша, – сказала она. – Это ты. Но уже поздно.
– Я знаю, только посижу немного и пойду.
– Я не про это. Я имею в виду, что ты поздно пришла. Они уже уехали.
– Кто?
– Арсений и эта певица. Юлия Маковичук.
– Уехали?.. Куда?
– Понятия не имею. Укатили на её машине, со всеми её людьми и… вещами. Она увезла его. Увезла, а он забыл карту…
– Ка… кую карту?
– Банковскую. На которой деньги. И его кошелёк, он тоже остался. У него с собой ни копейки.
– Не может быть. Она хотела остаться…
– Значит, перехотела…
– Но как же без денег?..
Лида дёрнула плечом. Она думала о своём.
– Но не во мне дело, – сказала она, будто отвечая на чей-то вопрос.
У меня было такое чувство, будто я попала к призракам, и Лида, с которой я сейчас разговариваю, – вовсе не человек… «Но кто же она тогда, – машинально спросила я себя, – и кто я?»
– Дело не во мне, а в том, что запланированы гастроли, репетиции… Даже не представляю, что будет… Арсений задействован почти в каждом спектакле… Он права не имеет вот так всё бросить. «Пигмалион»…
Я засунула руку в карман, и, преодолевая муть в голове и теле, достала телефон. «
– Бесполезно, – сказала Лида. – Теперь ты до него не дозвонишься, пока он сам не захочет… Такая у него особенность. Его родители за это уж как ругали, а толку…
– Да, может, он вернётся через пару дней.