Зонтик царевны Несмеяны

– Может. – Лида пожала плечами. – А может, и нет. У него нет чувства ответственности. Он всегда верен только себе… Одному себе. Но я не думала, что когда-нибудь это коснётся «Пигмалиона». Театр для него всегда был – святое.

– У тебя нет воды?

Лида налила из графина воды и подала мне в стакане, стенки которого были захватаны пальцами.

– Может, чая поставить? Здесь есть кухня.

– Нет. Я хочу в кровать. Я пьяная.

– Как я хочу быть пьяной, – задумчиво произнесла Лида, – чтобы не помнить всего этого…

– Ты держись, – сказала я в дверях.

– Да я держусь, – ответила она, – просто иногда бывает трудно… Мы ведь заявление подали, хотели готовиться к свадьбе…

Я закрыла за собой дверь, прошла по коридору и вышла во дворик. На воздухе мне стало лучше, и я медленно побрела к себе. Мне посчастливилось никого не встретить, если не считать утомленную девушку на ресепшене, которая скользнула по мне взглядом и снова уткнулась в свои записи. На меня навалился сон, я повернула ключ в двери и сняла туфли, а после, не раздеваясь, завалилась на кровать. Всё поплыло, некоторое время я боролась с качкой и смутно прикидывала, не принести ли мне, пока не припёрло, тазик, но так и не смогла заставить себя дойти до ванной. Сквозь сон я слышала, как гремел фейерверк, и, приоткрыв глаза, ухватила взглядом причудливые отблески на шторах. Потом мне показалось, что кто-то колотит в дверь, а может, это были звуки фейерверка. Праздник жизни, апогей фестиваля – но у меня не было сил даже открыть глаза.

Я встала и поняла, что в дверь действительно стучали, – я проспала. Всё вокруг встало на свои места, стало чётким и ясным, лишь далёкая, глубоко запрятанная в голове боль немного туманила сознание. Я набрала номер Леона.

– Проснулась? – сердито спросил брат. – А автобус-то – тю-тю! Только что укатил от поворота.

– Где ты?

– На веранде. И Марлен со мной.

– Доброе утро, соня, – ворчливо поприветствовал Леон, когда я спустилась. – У меня ещё вчера было предчувствие, что мы не уедем.

– А что, вечерний отменили?

– Почему же. Просто с утра как-то лучше. Кушать хочешь?

– Ужасно.

– Поешь гречневой кашки, – предложил Леон. – Нас только что накормили отличной рассыпчатой гречневой кашкой. Сударыня! Не могли бы вы принести завтрак девушке прямо сюда? Благодарю вас!

Я ела, а они оба молчали. Почему-то мне вдруг представилось, что мы с Лидой-Марлен – жертвы дерзкого ограбления, ждущие, когда их пригласят давать показания, а Леон – хоть и сочувствующий, но в принципе совершенно случайный свидетель.

Глава 18

После завтрака Леон отправился бродить по окрестностям с фотоаппаратом – искать, как он сказал, что-нибудь любопытненькое. Лидка ушла к себе, а я поднялась в номер, взяла солнечные очки и телефон и спустилась вниз. Площадь и ближние улицы пустовали, и вокруг было непривычно тихо. Стайка ребятишек, негромко переговариваясь и не нарушая звенящей тишины, бродила по окраинам, где стояли торговые палатки, с пакетами в руках, искали что-нибудь интересное, а может, собирали мусор. Два мужика, высотой и ровной от плеч до щиколоток худобой напоминающие садовые шланги, в серых спецовках и бейсболках махали мётлами. На их лицах были написаны похмелье и покорность судьбе.

Я заказала маленький чайник чая, нацепила очки и стала смотреть на площадь. Оглушение прошло, в голове потекли насмешливые мысли. «Поздравляю, – сказала я себе, – поехать на загородный праздник, чтобы отвлечься и стать свидетелем убийства; впервые после разочарования с надеждой посмотреть в глаза мужчине и узнать, что он был лишь частью плана твоего малолетнего любовника-эгоиста… Поздравляю!»

Нет, я ни о чём не жалела – даже о сумбурном сексе. Должно быть, мой потенциал обижаться израсходовался на Дениса – мне даже не было особенно обидно от того, что Илья ни разу не позвонил после того утра; что ж, обещание, которое он дал Арсению, выполнено с лихвой… Просто снова стало очень тихо и очень скучно. Даже возникло подозрение, что тихо и скучно – это теперь станет моим обычным состоянием. Ничего-ничего, подумала я, давай-ка вспомним Соломона: всё проходит, пройдёт и это…

Официантка вышла и стала протирать столы и стулья. Мимоходом она сняла со стены афишу, ногтём подцепила упрямую кнопку и, шёпотом выругавшись, скомкала всё это и сунула в карман фартука. Наступали будни.

Немного погодя пришёл Леон. Я смотрела, как он идёт через площадь. Он сел за мой столик и заказал кофе.

– Вот и всё, – сказал он. – Финита ля комедия. Жаль, ты не видела фейерверка, он был восхитителен. Хочешь посмотреть съёмку?

– Не хочу. Скажи, ты не передумал ехать сразу? – спросила я.

– Нет. Рано утром идёт питерский поезд. Я уже заказал билет. Не хочешь со мной? У тебя ведь ещё отпуск?

– Нет, – ответила я, думая о том, не придётся ли брату давать показания в качестве свидетеля.

Леон словно прочитал мои мысли.

– Что будет делать Марлен? Ты была у неё?

– Нет. Но, думаю, она приедет домой и пойдёт к Сениным родителям давать отчёт о поездке. Больше ведь некому.

– Дядька, который подвизался нас везти, уже звонил. Спрашивал, не передумали ли мы.

– Вот это рвение.