Зонтик царевны Несмеяны

Когда мы вернулись домой, начался дождь. Первые капли застенчиво простучали по крышам и карнизам, по оконным стёклам и земле. Длинные струящиеся пальцы неторопливо тронули асфальт, огладили листья на деревьях и кустах, пробежались по траве. Где-то далеко кашлянул гром, предупреждая, что скоро дождь польёт вовсю. И почти сразу хлынул, усиливаясь с каждой минутой, ливень – плотные капли, теснясь и толкаясь, обрушились на подоконник, словно там, наверху, решили открыть краны на полную и полить землю из невидимого душа…

– Я звонить! – крикнул из прихожей Арсений.

– Не говори, что ты у меня! Скажи: у друзей…

Хлопнула дверь. Я увидела, как он вышел из подъезда и с телефоном у уха пошёл со двора. Мой зонт над головой несчастного мальчика-звезды…

Арсения не было около часа.

Вернулся он ещё мрачнее, чем ушёл, раздражённо забросил ручку зонта на верёвку в ванной. Стянул мокрую одежду и закутался в мой халат.

– Орут…

– А ты думал, по головке тебя погладят?

– Театр в Керчи…

– А! Без тебя, значит, уехали. А Лида?

– Здесь… Отец сказал: ехать к приглашённым на свадьбу и извиняться. Следующей весной поступать в «Щуку».

– Это дело, Сень. Учиться всяко нужно. А Лида?

– Обрадовалась…

– Святая. Или дура.

Арсений насупился. Замолчал.

Себе я постелила на диване, а ему – на полу. Арсений вошёл и сел на постель на полу. Поднял на меня лицо:

– Ты, конечно, думаешь, почему я домой не иду… А я просто хочу ещё немного подумать о ней спокойно… без суеты… Завтра я уйду.

Мы выключили свет и легли спать, каждый на своё место. Я слышала, как Арсений вздыхает и ворочается в темноте. Потом он сказал:

– Маш… А когда муж тебя бросил… тебя долго мурыжило?

– Не бросил – изменил, а я его выставила… Долго, Сень. Но потом прошло. И у тебя пройдёт. Тебе этот опыт пойдёт на пользу. Ты станешь серьёзным, глубоким актёром. Поступишь в «Щуку». Уже не убежишь с вступительных. Выучишься. На первом-втором курсе тебе начнут предлагать работу, закрутится жизнь… Когда-нибудь ты встретишь Юлю Маковичук, и тебе при этом не будет больно.

– Откуда ты знаешь?

– Спонтанное предвидение, основанное на личном опыте, – улыбнулась я. Похоже, я перенимаю манеру Леона наставлять людей на путь истинный. – Поверь мне, именно так и будет. А теперь давай спать. Я по твоей милости сегодня выступление саксофониста пропустила. Знаешь, какой дорогой билет? Так что дай мне хотя бы выспаться.

– Хорошо, – кротко сказал Арсений.

Но не заснул. Лежал неподвижно, я чувствовала, – с открытыми глазами. Он был опустошён, снова не находя опоры. Я подумала, что, быть может, он почувствовал ещё и то, что я изменилась – не под влиянием его поведения, а сама по себе, в русле своей жизни. «Наверное, это первое по-настоящему серьёзное испытание в его жизни», – подумала я и совершенно нелогично улыбнулась. И всё же мне было непонятно, успел Арсений повзрослеть или нет за те дни, что добирался с владимирской базы отдыха.

– Сень… Ты спишь?

– Нет.

– Слушай, я тебе утром книжку дам… Ты завтра же начни её читать, только не с начала, а с последних двух повестей… Хорошо?

– Зачем? – До чего безразличный голос.

– Затем, что она тебе поможет. Я не знаю, ты, может, опять планируешь вены резать, или в петлю лезть, или ещё там что…

– Не планирую, – сухо оборвал Арсений.

– Тем более. И всё-таки пообещай мне в память о нашей старой дружбе, – тут мой голос лукаво дрогнул, – прочитать то, что я тебя прошу. Вот прочитаешь – и можешь дальше жить. Пообещай!

– Ладно.

– Ты скажи: «Обещаю прочитать последние две повести», – и давай спать.

– Обещаю прочитать книгу, которую ты мне дашь, – с лёгкой иронией проговорил Арсений. – Спокойной ночи.

И действительно скоро засопел.

Я лежала и думала обо всём, что случилось этим летом. Думала о Нике. А ещё о Леоне. О нас с Денисом… О том, что завтра надо найти второй, чистый экземпляр «Глассов» и ещё раз вложить в Сенину голову необходимость немедленно прочитать две последние повести… Может быть, Сэлинджер у него не пойдёт. Но мне почему-то кажется, что именно сейчас он будет Арсению как нельзя кстати…

Я думала обо всём этом долго-долго. Но за всеми этими мыслями запрещала себе вспоминать о нелепости, которая оттолкнула от меня Илью.

Кусочки фактов складывались в моей голове в целое полотно. Всё наконец-то стало совершенно понятно. Только вот не думать об Илье никак не получалось.