Зоны нейтрализации

Сорок минут спустя они уже покоились под тщательно присосавшимися покровами гибернаторов. Погрузились в сон. Работу автоматов я запрограммировал на год. Если дела здесь нам удастся довести до желаемого конца, то времени окажется вполне достаточно, чтобы отремонтировать их как следует перед тем, как вы вернемся на базу. Если же нет, то, по крайней мере, обеспечим их годом покоя. Теперь им ничто не грозило. Если, конечно, чужаки не изменят тактику и не решат уничтожить корабль. Но ни на что такое не было похоже. По крайней мере, сейчас.

Только двоих из них я оставил в навигаторской. Энн и Торнса. Этот последний сохранил относительно самый высокий уровень здравомыслия. А кроме того, получил самые серьезные из всех травмы. Я не был специалистом. До такой степени, чтобы судить, не будет ли ему противопоказана гибернация. И предпочел не рисковать.

Что касается Энн, то она тоже чувствовала себя не слишком хорошо. Ее раны не переставали кровоточить. Но я не был бы честен, если стал утверждать, что только поэтому решил, чтобы она оставалась с нами.

Как бы там ни было, но навигаторская опустела. Мы вернулись на место позаимствованные в кабинах кресла. Энн и Торнс дремали, обставленные вспомогательной аппаратурой.

Вызвал Риву. Коротко проинформировал его о том, что сделал, и сказал, что теперь они с Кросвицом отправятся за остальными. Кросвиц же, услышав это, молча поднялся и начал одеваться. Через минуту он уже исчез в лифте, ведущем к шлюзу. Две минуты спустя на пульте в централи засветилась красная лампочка. Датчик извещал, что люк корабля открыт.

– Следи, – бросил я Риве.

Момент был критический. До тех пор, пока «Фобос» находился в непосредственной близости «Проксимы», я не мог заблокировать автоматы, запрограммированные на постоянный круговой обстрел. В то же время Рива, чтобы забрать Кросвица, должен был подъехать под лифт и остановился. Теперь было бы достаточно одного черного шара, подброшенного с противоположной стороны корабля, в зону, скрытую от «глаз» вездехода насадками дюз, и все развлечение могло бы начаться заново.

– Люк открыт, – сообщал Рива. – Подъемник в движении. Подъезжаю. Вижу Кросвица. Он уже внизу. Останавливаюсь.

Я затаил дыхание. Минуту все было тихо. В навигаторской что-то задвигалось. Один из них потянулся за стаканом с питьем.

Я подумал, что это дело несколько затягивается. И в то же самое мгновение услышал голос Ривы:

– Установи направление на радаре. И займись связью.

Я невольно потянулся рукой к пульту. Одновременно обвел глазами экраны. И усмехнулся. Только теперь до меня дошло, что обращаются не ко мне. Кросвиц был уже в кабине «Фобоса». Вездеход вернулся на свою наземную «орбиту». И ничего не произошло.

– Удаляюсь на северо-запад, – неожиданно зазвучал новый голос. – Передаю координаты...

Когда на экране радара показался обрывок изумрудной нити, отмечающий путь вездехода, я занялся автоматами наводки. Наконец я получил возможность спокойно дышать. Люди на корабле находились в безопасности. Если вблизи корабля обнаружится хоть мельчайший предмет, хоть какое-то движение, перемещение, автоматы «Проксимы» в тысячные доли секунды передадут излучателю приказ на открытие огня. А не существует такой конструкции, которая могла бы противостоять антипротонам. Во всей известной нам вселенной.

Я встал, еще раз инстинктивно проверил блокаду и вышел в большой зал. Буквально свалился за стол. Мне показалось, что я нахожу какой-то новый вкус в знакомых до тошноты порциях концентрата. Я выпил, наверно, литра два раствора. И – о, чудо! – при молчаливой поддержке «лакея».

О Риве я мог не беспокоиться. Малый излучатель был запрограммирован тщательно. Люди, когда они до них доберутся, будут такими же безжизненными и полубессознательными, как и здесь. Помещения вездехода без труда вместят всю девятку. Останется только один невралгический момент: приемка «Фобоса» через транспортный люк «Проксимы». Но над этим мне предстоит хлопотать в соответственное время.

С той стороны, где лежал Торнс, раздался какой-то звук.

Я повернулся. Ухватившись обеими руками за левый поручень, он пытался подтянуться и устроиться поудобнее. Я подошел и помог ему. Он слегка улыбался и глядел вполне осмысленно.

– Приятная у тебя работка, – прошептал он. Его губы остались неподвижными.

Я приложил палец к губам, сказал:

– Тебе надо как следует отдохнуть. Потом поговорим.

Он немного приподнялся и заглянул мне в глаза.

– Говорить я могу, – заявил он. Его голос зазвучал чуточку более живо.

Я принес от пульта кресло и устроился около него.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я. Это был один из умнейших вопросов, которые мне приходилось задавать в жизни.

– Подожди, – прошептал он. Потянулся к столику за стаканом с раствором, чуть при этом не расплескав все его содержимое. Я не шевельнулся. Позволив, чтобы он сам о себе позаботился. Это сейчас было ему более необходимо, чем все остальное.

Он пил долго, крохотными глотками. Кадык у него ходил так, словно каждую секунду был готов выскочить из худой, морщинистой шеи.

Наконец, он отставил стакан.