Зоология и моя жизнь в ней

Видя мое состояние, ребята начали сами ставить палатку метрах в ста пятидесяти от гнезда. Неподалеку от него они перед отъездом водрузили также шест с чучелом самки. А я в это время сидел, скрючившись, на складном стуле. Жить можно было, лишь сохраняя полную неподвижность. Но худшее наступило, когда пришлось, согнувшись в три погибели, залезать в палатку, а затем – в спальный мешок, разложенный прямо на земле. Ночь стала одной из худших во всей моей жизни.

Катя положила около меня диктофон, который я собирался включить с наступлением рассвета. Я так и сделал, но вокруг царила мертвая тишина. Слышно было лишь шуршание голых ветвей, качавшихся под холодным утреннем бризом. Короче говоря, дело кончилось ничем. Не сработало ни чучело, ни мои магнитофонные записи, которые я тщетно проигрывал на протяжении еще нескольких часов, до того момента, когда за нами приехала машина. С тем мы и уехали из заповедника пару дней спустя. А моя травма перестала мучить меня только через несколько дней после возвращения в Москву.

Но записи голосов клинохвостого сорокопута для книги мне все же удалось получить. Следующей весной мой аспирант Алексей Опаев съездил по моей просьбе на кордон Клешинский и с успехом выполнил все то, чего не удалось сделать нам самим.

Что касается результатов нашей поездки в Приамурье, то они сильно подстегнули мой интерес к поведению журавлей. Помимо тех материалов, которые я получил ранее в питомнике зоопарка, удалось собрать новые, совершенно уникальные, весной 2009 года. Тогда мы с Катей посетили Окский заповедник, хорошо известный тем, что в нем проводится долговременная программа содержания многих видов журавлей для последующего выпуска их в природу. Именно там зародилась бредовая идея полета президента Путина во главе группы стерхов.

Стерх. Sarcogeranus leucogeranus

Поведение этих самых стерхов (вида вымирающего) мы с Катей наблюдали, просиживая часами около их вольер. Тогда, во второй половине апреля, еще лежал снег и мы возвращались в гостиницу для приезжих продрогшими до костей. В итоге, на основе увиденного здесь и тех видеозаписей, которые были сделаны на кордоне Клешинский, мне удалось впервые описать на профессиональном уровне, то есть в мельчайших деталях, способы коммуникации стерха, даурского и японского журавлей. И, что много важнее, эти описания были преподнесены в сравнительном плане, что позволяло судить о самих принципах эволюции этой категории поведения. Проведенное исследование позволило развить и укрепить мои представления о сущности так называемого «сигнального поведения» птиц и животных вообще. О том, насколько эти взгляды расходятся с общепринятыми, я расскажу в последней главе этой книги.

Жуланы туркестанский и кашгарский

В главе 8 я говорил об условности разграничения категорий «вид» и «подвид». Напомню, что так считал сам Чарльз Дарвин, который прекрасно отдавал себе отчет в постепенности процесса видообразования. В 1950-х гг. выдающийся теоретик биологии Эрнст Майр попытался все же провести между этими категориями четкую границу. По его мнению, «виды определяются не различиями, а обособленностью». Имеется в виду обособленность генетическая, то есть отсутствие потока генов между общностями ранга видов, что и выражается в их неспособности давать гибридов.

Эта точка зрения имеет одну слабость. В ней не учитывается разница между различиями частными и существенными. На вопрос, какие же различия следует считать существенными, люди пытались ответить еще на заре развития философии и науки. Так, по мнению античных философов-схоластов, существенные различия между двумя классами объектов – это различия по неопределенно большому, не перечисляемому количеству свойств и признаков. Именно в этом контексте возникло понятие «вид», первоначально, как чисто логическая категория. Комментируя взгляды схоластов, крупнейший философ Джон Стюарт Милль писал в начале ХХ века, что виды – как универсальная категория в любой классификации – это классы объектов, «…отделенные друг от друга неизмеримой бездной, а не простым рвом, у которого видно дно».

Зоолог-практик, следуя подобной логике скорее интуитивно, чем осознанно, склонен воспринимать в качестве «видов» такие таксоны, которые различаются не только по внешним признакам окраски и размеров, но также по экологическим предпочтениям, поведенческим характеристикам и множеству прочих особенностей (структура белков, морфология кариотипов и т. д.).

Именно с таким противоречием между постулатами так называемой «биологической концепции вида» (взгляды Э. Майра и его последователей) и интуицией зоолога я столкнулся в конце 1960-х гг., когда обнаружил бесспорный факт интенсивной гибридизации между сорокопутами-жуланами – европейским и туркестанским (глава 6). Позже мне удалось установить, что с европейским жуланом свободно скрещивается и так называемый даурский, о чем подробно рассказано в в той же главе.