Зоология и моя жизнь в ней

Пешая экскурсия, которую мы с Катей предприняли следующим утром, показала, что искать сорокопута в окрестностях базы попросту бессмысленно. Места оказались совершенно не теми, какие эти птицы выбирают в период гнездования. Они придерживаются в это время сухой степи, где устраивают гнезда на старых ивах, возвышающихся над небольшими островками древесно-кустарниковой растительности. Но прочесывать пешком пространства лесостепи, где такие рощицы отстоят примерно в километре одна от другой – это все равно, что искать иголку в стоге сена. Ситуация очень напоминала пережитое нами в Израиле при поисках каменки монашки.

По сравнению с теми приключениями здесь было лишь одно преимущество. По гарриге Негева можно было передвигаться, за редкими исключениями, только на своих двоих, а здесь ровный рельеф позволил бы обследовать местность с помощью автотранспорта. Но с ним-то в Муравьевке дело обстояло до крайности проблематично. Машина была только у Сергея, но он в как раз это время был поглощен срочными делами и не имел возможности возить нас по округе. Со дня на день в Муравьевку должны были съехаться на экологический симпозиум иностранцы из сообщества «Друзья Муравьевского Парка». На высоких шестах уже развивались флаги США, Японии и Южной Кореи.

Сергей лишь однажды выделил пару часов и отвез нас за несколько километров туда, где, по его предположению, существовала вероятность увидеть сорокопутов. Там несколько лет назад пара этих птиц гнездилась на одном и том же дереве два или три сезона подряд. Но удача на этот раз нам изменила, и мы вернулись на базу ни с чем.

На помощь нам пришел редактор благовещенского телевидения Николай Михайович Землянский – постоянный посетитель и волонтер Муравьевского парка. На его машине мы пару раз объехали окрестности. Я надеялся, что в наших поисках сможет сработать тот способ, которым ранее с успехом пользовались при отловах овсянок на Алтае (глава 8). Машину останавливали через каждые два-три километра, я клал на капот диктофон и проигрывал через динамик магнитофонные записи, а Николай и Катя настороженно оглядывались вокруг, в надежде, что желанная птица прилетит в ответ на эти звуки.

Загвоздка состояла лишь в том, что это не были записи голоса клинохвостого сорокопута. Имей я их, не понадобилась бы и вся эта поездка! То, что я озвучивал, представляло собой смесь голосов трех других видов сорокопутов (пустынного, серого и большеголового), родственных в той или иной степени клинохвостому. Я точно знал, что в вокализации всех этих четырех видов очень много общего и надеялся, что смогу привлечь внимание хоть какой-нибудь особи, например, не нашедшей пока еще полового партнера и потому страдающей от одиночества.

Наше разочарование отсутствием каких-либо реальных результатов было отчасти вознаграждено в одну из этих экскурсий. Однажды удалось подъехать на довольно близкое расстояние к стае черных журавлей, остановившейся в степи на кормежку. Я высунул в окно машины телеобъектив и щелкал затвором почти не переставая, пока в камере не закончилась пленка.

Готовясь к этой экспедиции, я предполагал, что журавли так и кишат вокруг базы заказника и что представится масса возможностей понаблюдать за их поведением с близкого расстояния. Но не тут-то было! Небольшие группы журавлей держались днем не ближе, чем в километре от человеческого жилья, так что не приходилось рассчитывать даже на один-другой хороший фотокадр. В Муравьевке в это время гостил фотограф-американец по имени Джон. Несмотря на холодную погоду, стоявшую все эти дни, он постоянно ходил в шортах. По утрам, хлебнув наскоро кофе, он уходил на болота, держа в руке штатив и водрузив на плечо огромный, невиданный мной ранее телеобъектив длиной не менее метра. Зрелище было забавное, поскольку рост миниатюрного Джона лишь ненамного превосходил габариты этого телеобъектива.

Я же пошел другим путем. Уже на третий или четвертый день нашего пребывания в Муравьевке стало ясно, что хороший снимок можно сделать, заранее подготовившись к вечернему перелету черных журавлей с мест их дневной кормежки на ночевку. Точно в одно и то же время, около семи часов, когда освещение было еще вполне приличным, небольшие группы этих величественных птиц (максимально с десяток особей) проносились одна за другой с небольшими перерывами прямо над строениями, на высоте в 15–20 метров. Следовало лишь не мешкать, и я оказался обладателем прекрасной серии фотографий этого по-настоящему редкого вида пернатых.

Но приехали-то мы за сорокопутами. А вероятность найти их здесь оказалась близкой к нулю. Все реальнее становилась перспектива возвращения в Москву с пустыми руками. Из-за наших неудач и невозможности чем-либо помочь нам нервничал и Сергей. Не говоря нам ни слова, он решил взять дело в свои руки. На пятое или шестое утро пребывания в заказнике мы спустились к завтраку со второго этажа неотапливаемого бетонного дома. Там, в ночной прохладе, с которой с натугой пытался бороться электрический обогреватель, мы с Катей с тоской обдумывали с вечера план отъезда.