Признанным лидером второго лагеря единодушно признан английский лингвист Дерек Бикертон. Идея его книги «Язык и виды», опубликованной в 1990 г., состоит в следующем. Эволюционная преемственность, наблюдаемая в трансформациях морфологических структур и неврологии при переходе от млекопитающих (и приматов, в частности) к человеку, более чем очевидна. Но она резко прерывается в сфере коммуникативных возможностей тех и других. Именно это автор называет «парадоксом непрерывности». Тем самым Бикертон отвергает предположение, согласно которому язык развился в эволюции из сигнальных систем животных. Кардинальный разрыв между коммуникацией у животных и системой языковых связей среди людей может оставаться не очевидным лишь для тех, кто не отдает себе отчета во всей необычайной сложности языка, подчеркивает Бикертон. Его гипотеза состоит в том, что язык сформировался преимущественно как способ описания в сознании людей окружающего их мира и лишь вторично приобрел коммуникативную функцию. «До тех пор, – пишет он, – пока мы будем рассматривать язык в качестве системы, возникшей ради нужд коммуникации, нам не удастся уйти от парадокса непрерывности» (Bickerton, 1990: 16).
Содержание моей книги, о которой речь пойдет далее, направлена на опровержение концепции Фитча и в поддержку противостоящих ей взглядов. Поэтому в ее названии я использовал словосочетание «парадокс непрерывности», как квинтэссенцию идей Бикертона.
«Парадокс непрерывности. Языковой рубикон: о непроходимой пропасти между сигнальными системами животных и языком человека»[302]
Выдающийся немецкий биолог Иоганн Мюллер[303]
более ста лет назад писал: «Единственный значительный барьер между животным и человеком – этоКошелев, математик по образованию[304]
, еще ранее серьезно заинтересовался проблемой происхождения языка и, соответственно, тем, как развивается дискуссия между сторонниками и противниками идеи о его возникновении на базе так называемого «языка животных». В сентябре 2007 г. он организовал круглый стол по теме «Коммуникация человека и животных: Взгляд лингвиста и биолога», к участию в котором был приглашен и я.Сама идея семинара родилась как реакция на выход в свет книги З. А. Зориной и А. А. Смирновой «О чем рассказали “говорящие” обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?». В ней ее авторы обсуждали результаты так называемых «обезьяньих проектов» и их место в междисциплинарных исследованиях по теме происхождение языка[305]
. Однако в дальнейшем задача оказалась существенно расширенной. В предисловии к сборнику материалов семинара, опубликованном на следующий год, было сказано: «Главной целью Круглого стола было соединить в живом диалоге специалистов разных наук: лингвистов, биологов, психологов, генетиков – для обсуждения наиболее перспективных подходов к изучению механизмов коммуникации у животных и человека».Мой доклад назывался так: «Орудийная деятельность и коммуникация шимпанзе в природе». Я говорил о целесообразности использования этими наиболее близкими родичами человека всевозможных предметов при добывании ими корма и в других сферах поведения. Главная идея сообщения состояла в том, что все это указывает на способность шимпанзе рационально планировать протяженные во времени последовательности действий. А это как раз одно из тех свойств психики, которые служат важнейшей предпосылкой к становлению языкового поведения. Меньше внимания я уделил средствам коммуникации у шимпанзе, как в природе, так и в условиях, максимально приближенных к естественным. Здесь я сконцентрировался в основном на ее роли в поддержании социальной организации в группировках этих приматов в природе.