Очевидно, что важность японских агентов резко возросла в связи с началом агрессии в Китае. Всё то внимание, которое было приковано к действиям Квантунской армии, к информации из японских дипломатических и военных представительств, носило и для Москвы, и для Зорге не оперативно-тактический, а стратегический характер. Жизненно необходимо было не просто отслеживать, анализировать и прогнозировать действия Японии в Китае, но и понять и предсказать всю дальнейшую политику Японии в отношении Азии, Америки и Советского Союза на ближайшие годы. Зорге вспоминал: «Положение Японии на Дальнем Востоке изменилось после Маньчжурского инцидента, вспыхнувшего осенью 1931 года. Захватив контроль над Маньчжурией, Япония стала стремиться играть все более активную роль в Восточной Азии. Были все основания предвидеть, что, как только Япония покорит Маньчжурию, она будет стремиться играть эту роль энергично и единолично. Прямое влияние Маньчжурского инцидента состояло в том, что Советский Союз оказался в непосредственном соприкосновении с Японией в обширном пограничном районе, который до этого в общем-то не принимался во внимание с точки зрения национальной безопасности. Другими словами, возникла новая, непростая для СССР ситуация». Наблюдение за этой ситуацией, помощь в ее разрешении стали последней и самой грандиозной задачей «Рамзая», к работе над которой он впервые приступил осенью 1931 года при помощи своих японских агентов и друзей: «Я изучал эту проблему по частям, но вынужден признать, что японскую проблему необходимо рассматривать целиком. И еще будучи в Шанхае, приступил к изучению Японии и намеревался при этом стать знатоком японской истории и внешней политики»[226]
.«Рамзай» все острее нуждался в сведениях с японской стороны и просил Центр помочь с решением этого вопроса: «Не забудьте, что мы всего-навсего в 24 часах от Японии и посещение для переговоров и установления контактов может быть легко и просто организовано»[227]
. Если верить Мёлленхофу, он и сам уже побывал в Токио и мог составить хоть какое-то, пусть и ошибочное, но оптимистичное представление о возможности работы в этой стране[228]. Однако пока ему приходилось довольствоваться встречами с не самыми лучшими японскими агентами в квартире у Агнес Смедли по адресу 1522, авеню Жоффра, 102 (Avenue Joffre, Apt. 102).Глава восемнадцатая
Китайский герой
В январе 1932 года внимание шанхайской резидентуры было приковано к событиям вокруг нового китайского правительства в Нанкине: Чан Кайши решил вернуться во власть, и одним из знаков коренного изменения ситуации должен был стать новый карательный поход против советских районов. В Маньчжурии уже велись боевые действия, и это было осуществимо только при условии заключения союза Нанкина и Токио. В разработке военных деталей похода принимали участие германские советники во главе с генералом Георгом Ветцелем. Эта информация стала известна Зорге и была доложена в Москву, как и сведения о сдаче войсками Чжан Сюэляна южной части Маньчжурии японцам. Интересные, в том числе наводящие на размышления об уровне конспирации воспоминания об этом оставил коминтерновец Герхард Эйслер (Герхарт Айслер), тоже работавший в Шанхае и не просто знакомый с Зорге, а знавший его по подпольной работе в Германии в 1920-е годы (с воспоминаниями жены Эйслера – Хеде Массинг читатель уже знаком): «Как раз во время этого наступления войск Гоминьдана я имел возможность ближе познакомиться в Шанхае и Нанкине с товарищем Зорге, с которым мельком виделся несколько лет назад в Германии, в ходе нашей политической работы. Он жил среди германских офицеров и слыл завсегдатаем офицерских казино. Таким образом ему удалось подготовить хорошую основу для своей разведывательной работы. Общение с этими людьми… требовало железного самообладания. Когда эти “сверхчеловеки” устраивали буйные попойки и орали “Мы прикончим этих красных свиней!”, Зорге не имел права ничем проявить кипевшее в нем негодование.