Зори не гаснут

— Сам-то ты сколько кончил? — напомнила ему Полина Михайловна.

— Что я? По мне равняться нельзя. У меня капронов не было. У кулака Звягина с десяти годков вкалывал за харчи да за рубаху ношеную. Читать учился без книг: теленка хромого около кладбища пас и на крестах надписи разбирал, так и буквы выучил, а складывать их не умел. Если б не Советская власть, то и по сей день кнутом бы щелкал. Надежде бы хоть десятую долю моего стремления. Я первый в районе на трактор сел.

Он снял со стены фанерную рамочку с фотографией, протянул мне. Всматриваюсь в выцветшие, пожелтевшие контуры: на лесной поляне трактор поднимает целину. Вся деревня бежит вслед. Наклоняются, измеряют глубину борозды.

— Вот, смотрите!

Лицо парня знакомо — во взгляде его счастье и вызов, ветер раздувает буйные вихры. Семен Невьянов!

Семен Иванович не унимается:

— Я первый из мужиков в ликбез пошел и до сих пор беспрерывно учусь. Учусь всю жизнь и все-таки невежда, потому что сразу правильного направления не получил. С крыши дом строить начал, а фундамента нет. Что в школе за день проходят, я месяц своим умом постигал. Теперь по тракторам и машинам все до тонкости умею, а вычислить что-нибудь надо — и стоп. Мне бы математику, так я бы, пожалуй…

— Ну, расхвастался! Человека бы постыдился, — оборвала его жена.

— Так вот я и спрашиваю: чем наша Надежда хуже тех, других? Почему в институт не поступила? Потому, что ей ухажеры головы закрутили.

Мать подошла к Наде, обняла ее.

— Не слушай его. Хмельной он. А ты хватит, отец. И без тебя ей тошно.

— Однако, замуж ей надо. Вон за Никиту гнусавого, — кивнул Семен Иванович, идя к двери.

— Не болтай зря. — Полина Михайловна сняла с вешалки пиджак, протянула его Наде. — Отнеси ему, а то простынет. — Печально подняла на меня серые, усталые глаза. — Вы уж простите старого. Переживает. Все говорил прежде: «Надя должна шагнуть далеко вперед, как я шагнул от своих родителей». Родители его весь век свой в людях жили, батрачили. А он все же бригадир, механизатор. Федя на фронте погинул, так он на Надюшку все надежды возлагал. А она шагнула, да на первом шаге и запнулась.

Позднее Надя рассказывала:

— После вчерашнего отец глаз не поднимает. Делает вид, что сердится, а самому стыдно. Не люблю его хмельного. Говорит, говорит и остановиться не может. Жакеткой попрекнул. Неужели мне самой не совестно?

— Он любя.

— Все одно — обидно. Но теперь я решила окончательно: в институт поступлю. Вызубрю всякие эти «прочь» да «навзничь» и сдам. Не для отца и не для диплома. Стану животноводом. Я ведь и раньше хотела. — Улыбнулась, вспоминая: — Ты меня смутил в медицинский.

— Вот так-так! Ни слова не говорил.

— Шучу. Сама я выдумала, что мне в медицинский хочется.

— Значит, хорошо, что в медицинский не сдала. Теперь поступишь, куда мечтала.

Надя заглянула мне в глаза.

— А еще почему хорошо?

— Не знаю.

Внезапно запечалилась, вздохнула:

— Стыдно мне без дела. Где-то надо устраиваться или на подготовительные курсы ехать.

Что посоветовать ей?

И вдруг однажды пришла с просветленными глазами, сдержанно радостная, и я сразу понял, что она имеет сказать мне что-то важное. Полистала книгу на столе, заметила:

— Когда ты только успеваешь читать?

— Ночами.

— Худой ты стал, не отдыхаешь совсем. — И прибавила: — А у меня прояснилось.

— Ну, ну, говори.

— Не знаю, как ты на это посмотришь.

Смущенно, быстро порхнула ресницами. «Неужели уедет?» — испуганно подумал я.

— Вчера Новиков собирал нас, девчат. Комсомолок. Рассказал, что дела с животноводством надо выправлять, что дальше так продолжаться не может. И грязь и низкие удои… Предлагает, чтобы дела на ферме взяла в руки молодежь. Чтобы все поставить по-научному, на современном уровне в смысле рационов и техники. Девчата решили пойти доярками. Раз такое положение создается.

«Значит, никуда не уедет», — с облегчением подумал я и спросил:

— И ты?

— А как же? — Несмело взглянула мне в лицо: — Не сердишься?

— За что же?

— Скажи совсем откровенно. Тебе не будет стыдно, что ты врач, а я… у тебя простая доярка.

Это «я у тебя», такое нежное, откровенное, взволновало меня.

— Надя, зачем такие мысли?

— Сама не знаю. Говорят, у неровней любовь недолгая. — Продолжала уже радостно: — Работать буду и учиться. Заочно поступлю.

— Почему заочно?

Ответила серьезно, сдержанно:

— Теперь без тебя и дня не могу.