Зори не гаснут

— Сидел я, слушал вас и порадовался — хорошие вы парни и девчата и отношение у вас к тому, что случилось, правильное. И хорошо, что умеете говорить откровенно, прямо. Получилось у вас то, что получается, когда работа с людьми поставлена плохо, — каждый виноват немного, а в результате погиб человек. Некоторые говорят: «Водка виновата». Нет, не водка, а мы. Лаврентий и сам пил и Андрея Окоемова спаивал, мы что? Ну, беседовали, убеждали и ничего не добились. Победила водка, а не мы. Можно теперь обвинять и Аллу, и Олега. И они виноваты, это ясно. Но не они одни. Виноват коллектив и в том числе и я сам, вместе с вами…

— Илья Захарович! — прервала его Алла. — Освободите меня от работы. Не умею я.

Новиков задумался.

— Как вы, ребята? Может быть, и правда надо подобрать другого товарища?

Стали обсуждать, кто годится для этой работы.

Олег сидел безучастный ко всему и крепкими белыми зубами рассеянно покусывал ленточку бересты, которую держал в пальцах.

— Тут Олег сам напрашивается в заведующие, — со смехом напомнила Алла.

— А что? — серьезно поддержал ее Новиков. — У него неплохо могло бы получиться. — Помедлил. — Если только он осознает, что главное — это работа с людьми, что за каждого человека мы обязаны бороться, как за брата родного. А не просто проводить мероприятия.

Олег поморщился словно от боли.

— Предположим, сменим Аллу, — опять заговорил Новиков. — А потом что?

Опять ребята зашумели. Посыпались предложения: привезти дров, переизбрать совет клуба, наметить план, чтоб не танцы только, а и газеты, и книги, и лекции, и встречи с передовиками, и диспуты. Вспомнили и библиотеку. Варя правильно заметила:

— Книг у нас хороших много, а вот по животноводству недостаточно. Может, и есть, да где-то на полках. Не найдешь их. А надо на вид их. Чтоб любой мог посмотреть и взять. И не только в библиотеке. Здесь, в клубе, тоже надо устраивать выставки по сельскому хозяйству.

Алла записывала на клочке бумаги, положив его прямо на колени.

Потом Новиков предложил комсомольцам организовать воскресник по заготовке леса для больницы. Ребята тут же составили список тех, кто выйдет на работу.

Расходились с собрания совсем с другим настроением — не было ни уныния, ни подавленности, с которыми пришли сюда. Около порога Новиков обернулся к Олегу, напомнил будто мельком:

— Воду из графина не забудь вылить. Застынет…

Я приостановился, поджидая Олега. Он сделал вид, что не замечает меня.

Шел по улице один и с горечью думал: «Лишился любимой, а теперь, может быть, и друга».

Дома сел было читать, но мысли были о другом.

Лаврика я не любил. Он отталкивал меня даже своим обликом: сальное, угристое лицо, глаза, смотрящие с бессмысленным вызовом, ленивые, разболтанные движения длинных рук внушали мне отвращение. И все же смерть его подействовала на меня очень тяжело. Мучила мысль о том, что я ни разу не поговорил с ним по-человечески ни как комсомолец, ни как врач. Почему я не посоветовал ему лечиться от запоев? Правильно Новиков сказал: «За каждого человека бороться, как за брата родного». Вот таким надо быть в жизни, как Илья Захарович, — простым, человечным. Ведь после собрания не я один, все поняли ясно то, что смутно чувствовал каждый. Это урок на всю жизнь…

Кто-то постучал в дверь. Я привык к ночным вызовам, не спросил, кто стучит. Оказалось, Олег.

— Спят уже мои. Можно у тебя до утра?

Пока на электрической плитке грелся чайник, он, потирая озябшие руки, ходил по комнате.

— Да, хитер Новиков…

— Хитрости как раз и не заметил, — сказал я.

— Значит, ты ничего не понял, — горячо заговорил Олег. — Начал с санок, а смотри, как повернул все. Как по нотам спели. Даже ты подтянул… Знает, чем ребят растревожить.

— Ты не прав, — возразил я. — В тебе обида говорит. Что значит «подтянул»? Я сказал, что думал.

Олег, размахивая руками, все еще ходил по комнате, не мог согреться. Прищурился иронически:

— Сказал, что думал… А почему не раньше?

— Иди к печке, грейся, — посоветовал я.

Он уселся на стул, но от волнения не смог усидеть на месте, опять заходил по комнате.

— Ты слышал, что Варя изрекла? «Олег зарылся в книги». Ты не играй в деликатность. Скажи — так это?

Олег выпил залпом стакан чая, до булки и сахара не дотронулся. Обрывая разговор, закончил:

— Скажи, где мне лечь?

Он принес из прихожей свой полушубок, кинул его на диван.

— Обожди, я тебе как следует постелю, — предложил я.

— Ничего мне не надо. Свет тушить?

Теперь мы лежали в темноте и молчали. Мне было и жалко его, и обидно, что он меня не понимает.

— Спишь? — позвал я его.

— Нет.

— Ты знаешь, Олег, — начал я. — До сегодняшнего дня я тоже думал, что у тебя все правильно.

— Спасибо за откровенность.

— Ирония тут ни при чем, а, впрочем, хочешь слушай, а нет — давай спать.

— Начал, так говори.

— Я даже завидовал тебе. Все у тебя по часам, по минутам. Все по плану, ничего случайного.

— Что ж, по-твоему, лучше расхлябанность?

— Ясно, что не расхлябанность.

— Ты, видно, считаешь, что стране не нужны специалисты? — не слушал меня Олег. — Думаешь, легко и работать, и учиться? Или ночи не спал я для собственного удовольствия?