Зорькина песня

Даша с Анкой тревожно переглянулись. Неужели Вера Ивановна сейчас расскажет всё Кузьмину?

— Ничего особенного, Степан Фёдорович, — сказала Вера Ивановна, — у девочек возникли вопросы, и я постаралась на них ответить.

— Нашли время, — сердито проворчал Кузьмин, — каждая минута на счету… Надо всё-таки учитывать момент.

И тут вдруг заговорила молчавшая до сих пор Наташа:

— Им не нравится, что вы назначили меня старостой.

Кузьмин удивлённо поднял брови.

— Кому не нравится? — Он подозрительно взглянул на воспитательницу.

— Вот им, — Наташа кивнула на Дашу с Анкой.

— Та-ак, — многозначительно протянул Степан Фёдорович, — вопросики, собственно говоря, возникли?

И приказал:

— Фамилии!

— Чистова, Лебедь, — услужливо подсказала Наташа.

— Степан Фёдорович, — поспешно сказала Вера Ивановна, — позвольте нам обсудить этот вопрос на общем собрании группы.

Кузьмин пристально взглянул на Веру Ивановну и нахмурился.

— Не позволю! — резко сказал он. — Прошу прощения, но как старший воспитатель я не позволю обсуждать мои распоряжения.

Он вытащил из накладного кармана гимнастёрки записную книжку и не спеша переписал фамилии. Взгляд его упал на жавшуюся в стороне Зорьку.

— А-а, и ты здесь? Похвально, похвально, собственно говоря, давай показывай себя с лучшей стороны.

Зорька хотела сказать, что она здесь ни при чём, но, взглянув на Дашу и Анку, промолчала.

— И запомните, — продолжал Кузьмин, — даром вам этот бунт не пройдёт. Все, кто попадёт сюда, — он постучал согнутым пальцем по книжке, — будут наказаны. А теперь за работу! Вера Ивановна, — Кузьмин повернулся к воспитательнице, — мне хотелось кое о чём с вами посоветоваться. Отойдёмте в сторонку.

Они медленно пошли по насыпи…

— Дорогая Вера Ивановна, вы работаете воспитателем всего несколько дней, а я в делах руководства собаку съел, — заговорил Кузьмин. — Если вы хотите, чтобы дети вас уважали, надо держать их в кулаке. — Он сжал кулак, словно хотел показать наглядно, как это делать — руководить. — Иначе они вас ни в грош не будут ставить…

— Не понимаю…

— Бросьте, прекрасно понимаете! — резко перебил её Кузьмин. — Сегодня вы позволили им обсуждать мои распоряжения, а завтра… Вы, кажется, забыли, что сейчас не мирное время, а война?

— Нет, не забыла. У меня муж и сын на фронте, — с необычной для неё твёрдостью в голосе сказала Вера Ивановна, — и даже во время войны старосту не назначают, а выбирают. Должна вам сказать, что девочки не уважают Наташу.

— Кто? Крикуны и хулиганы? И вы, воспитатель, идёте у них на поводу? Похвально, собственно говоря… не ожидал. Доможир дисциплинированная и воспитанная девочка. Единственная, собственно говоря, которую можно поставить в пример. Вы когда-нибудь слышали, чтобы она спорила со старшими, высказывала неуважение? Вот видите… Доброта, Вера Ивановна, должна быть жестокой, и руководить коллективом не значит идти у него на поводу.

— Ну что, Балерина, съела? — спросила Наташа, когда воспитатели ушли.

Глава 6. Мама, я тут!

Тёмная махина паровоза с громадными колёсами и высокой трубой, тяжело отдуваясь клубами пара, остановилась на соседнем пути. Из вагонов высыпали красноармейцы. Прилаживали скатки. Топали ботинками, словно пробуя, крепка ли земля. Земля непрерывно гудела, сотрясаясь; гул шёл со стороны города. Небо в той стороне было завешено клубящейся пылью. Красноармейцы прислушивались к гулу с одинаковым тревожным выражением, и от этого лица их делались похожими друг на друга.

— Ста-а-а-ановись! — заливисто пропел седой размашистый командир и, озабоченно хмурясь, пробежал вдоль строя, придерживая рукой планшетку.

Конопатый Генька остановился рядом с Зорькой и Дашей, сбросил с плеча на землю мешок.

— Во, везёт людям, счас ка-ак начнут немца шпарить, будь здоров и не кашляй, а тут… — Он презрительно пнул носком ботинка мешок и сплюнул.

Зорька шагнула вперёд и громко спросила, стараясь сдержать пискливые нотки в голосе:

— Не отдадите город?

На лицах бойцов замелькали улыбки.

— Не отдадим! А ты чья? Откуда?

— Из детского дома! Мы эвакуируемся! — ответили Зорька и Даша одновременно.

— Костя! Соколов! Здесь детский дом! — закричали красноармейцы.

— Эй, мальцы, Соколова есть?!

Даша и Генька растерянно переглянулись.

— Кто Соколова?

— Ой, чей-то отец, наверное, здесь!

К ним подбегали ребята и подхватывали крик.

— Соколова-а-а!

От служебного вагона уже бежала воспитательница. Из шеренги бойцов выскочил молоденький красноармеец. Он держался обеими руками за скатку, вытягивая вперёд тонкую шею.

— Мама! — растерянно крикнул он. — Мама! Я тут!

Вера Ивановна остановилась, точно споткнулась, и судорожно втянула в себя воздух.

— Живой! — выдохнула она, прикладывая пальцы ко рту. Плечи её затряслись, словно воспитательница смеялась и плакала одновременно.

— Товарищ командир! — закричали бойцы. — Соколов мать встретил.

Тот самый размашистый командир с планшеткой подошёл к Соколову, взглянул на часы.

— Три минуты! Догоняйте! — отрывисто сказал он, и над строем снова взвилась команда: — Р-равняйсь!

— Мама! — опять крикнул красноармеец.