Читаем Зоркое око полностью

– Люди все хорошие, должны понять. Такие ж хрестьяне, как и мы, скажем, пашете и все такое. Японец – он што, рис жрет, для него по-другому говорить надо.

Знобов тяжело затоптался перед американцем и, приглаживая усы, сказал:

– Мы разбоем не занимамся, мы порядок наводим! У

вас, поди, этого не знают за морем-то; далеко; да и опять и душа-то у тебе чужой земли…

Голоса повышались, густели.

Американец беспомощно оглянулся и проговорил:

– I don’t understand15!

Мужики враз смолкли.

Васька Окорок сказал:

– Не вникат! По русски-то не знат, бедность.

Мужики медленно и, словно виновато, отошли от американца.

Вершинин почувствовал смущенье.

– Отправить его в обоз, что тут с ним чертомелиться? –

сказал он Знобову.

Знобов не соглашался, упорно твердя:

– Он поймет… тут только надо… он поймет!..

Знобов думал.

Американец, все припадая на ногу, слегка покачиваясь, 15 Не понимаю! ( англ.)

стоял и чуть заметно, как ветерок стога сена, ворошила его лицо тоска.

Син-Бин-У лег на землю подле американца; закрыв ладонью глаза, тянул пронзительную китайскую песню.

– Мука-мученическая, – сказал тоскливо Вершинин.

Васька Окорок нехотя предложил:

– Рази книжку каку?

Найденные книжки были все русские.

– Только на раскурку и годны, – сказал Знобов, – кабы с картинками.

Авдотья пошла вперед, к возам, стоявшим у поскотины, долго рылась в сундуках и, наконец принесла истрепанный с оборванными углами учебник закона божия для сельских школ.

– Може по закону? – спросила она.

Знобов открыл книжку и сказал недоумевающе:

– Картинки-то божественны. Нам его не перекрещивать. Не попы.

– А ты попробуй, – предложил Васька.

– Как его. Не поймет, поди?

– Может поймет. Валяй!

Знобов подозвал американца:

– Эй, товарищ, иди-ка сюда!

Американец подошел.

Мужики опять собрались, опять задышали хлебом, табаком.

– Ленин! – сказал громко и твердо Знобов как-то нечаянно, словно оступясь, улыбнулся.

Американец вздрогнул всем телом, блеснул глазами и радостно ответил:

– There's a chap16!

Знобов стукнул себя кулаком в грудь, и похлопывая ладонью мужиков по плечам и спинам, почему-то ломанным языком прокричал:

– Советска республика!

Американец протянул руки к мужикам, щеки у него запрыгали и он возбужденно закричал:

– That is pretty in deed17!

Мужики радостно захохотали.

– Понимат, стерва!

– Вот, сволочь, а?

– А Пентя-то, Пентя-то по-американски кроет!

– Ты ихних-то буржуев по матушке, Пентя!

Знобов торопливо раскинул учебник закона божия и тыча пальцем в картинку, где Авраам приносил в жертву

Исаака, а вверху на облаках висел бог, стал разъяснять:

– Этот с ножом-то – буржуй. Ишь, брюхо-то распустил, часы с цапочкой только. А здесь, на бревнах-то, пролетариат лежит, – понял? Про-ле-та-ри-ат.

Американец указал себе рукой на грудь и, протяжно и радостно заикаясь, гордо проговорил:

– Про-ле-та-ри-ат… We18!

Мужики обнимали американца, щупали его одежду и изо всей силы жали его руки, плечи.

Васька Окорок, схватив его за голову и заглядывая в глаза, восторженно орал:

– Парень, ты скажи та-ам. За морями-то!..

16 Это человек! ( англ.)

17 Это хорошее дело! ( англ.)

18 Мы! ( англ.)

– Будет тебе, ветрень, – говорил любовно Вершинин.

Знобов продолжал:

– Лежит он – пролетариат, на бревнах, а буржуй его режет. А на облаках-то – японец, американка, англичанка –

вся эта сволочь, империализма самая сидит.

Американец сорвал с головы фуражку и завопил:

– Империализм, awy19!

Знобов с ожесточением швырнул книжку оземь.

– Империализму с буржуями к чертям!

Син-Бин-У подскочил к американцу и, подтягивая спадающие штаны, торопливо проговорил:

– Русики ресыпубылика-а. Кытайси ресыпубылика-а.

Мериканысы ресыпубылика-а пухао. Нипонсы, пухао, надо, надо ресыпубылика-а. Кыра-а-сна ресыпубылика-а нада-нада20.

И, оглядевшись кругом, встал на цыпочки, и, медленно подымая большой палец руки кверху, проговорил:

– Шанго.

Вершинин приказал:

– Накормить его надо. А потом вывести на дорогу и пусти.

Старик конвоир спросил:

– Глаза-то завязать, как поведем. Не приведет сюда?

Мужики решили:

– Не надо. Не выдаст!

19 Прочь! ( англ.)

20 Россия – республика, Китай – республика, Америка – плохая республика, Японец – совсем плох, надо красную республику.

V

Партизаны с хохотом, свистом, вскинули ружья на плечи.

Окорок закрутил курчавой рыжей головой, вдруг тонким, как паутинка, голоском затянул:

Я рассею грусть-тоску по зеленому лужку.

Уродись моя тоска мелкой травкой-муравой, Ты не сохни, ты не блекни, цветами расцвети…

И какой-то быстрый и веселый голос ударил вслед за

Васькой:

Я рассеявши пошел, во зеленый сад вошел –

Много в саду вишенья, винограду, грушенья.

И тут сотня хриплых, порывистых, похожих на морской ветер, мужицких голосов рванула, подняла и понесла в тропы, в лес, в горы:

Я рассеявши пошел.

Во зеленый сад вошел.

– Э-э-эх…

– Сью-ю-ю!.

Партизаны, как на свадьбе, шли с ревом, гиканьем, свистом в сопки.

Шестой день увядал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология приключений

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза