– Люди все хорошие, должны понять. Такие ж хрестьяне, как и мы, скажем, пашете и все такое. Японец – он што, рис жрет, для него по-другому говорить надо.
Знобов тяжело затоптался перед американцем и, приглаживая усы, сказал:
– Мы разбоем не занимамся, мы порядок наводим! У
вас, поди, этого не знают за морем-то; далеко; да и опять и душа-то у тебе чужой земли…
Голоса повышались, густели.
Американец беспомощно оглянулся и проговорил:
– I don’t understand15!
Мужики враз смолкли.
Васька Окорок сказал:
– Не вникат! По русски-то не знат, бедность.
Мужики медленно и, словно виновато, отошли от американца.
Вершинин почувствовал смущенье.
– Отправить его в обоз, что тут с ним чертомелиться? –
сказал он Знобову.
Знобов не соглашался, упорно твердя:
– Он поймет… тут только надо… он поймет!..
Знобов думал.
Американец, все припадая на ногу, слегка покачиваясь, 15 Не понимаю! (
стоял и чуть заметно, как ветерок стога сена, ворошила его лицо тоска.
Син-Бин-У лег на землю подле американца; закрыв ладонью глаза, тянул пронзительную китайскую песню.
– Мука-мученическая, – сказал тоскливо Вершинин.
Васька Окорок нехотя предложил:
– Рази книжку каку?
Найденные книжки были все русские.
– Только на раскурку и годны, – сказал Знобов, – кабы с картинками.
Авдотья пошла вперед, к возам, стоявшим у поскотины, долго рылась в сундуках и, наконец принесла истрепанный с оборванными углами учебник закона божия для сельских школ.
– Може по закону? – спросила она.
Знобов открыл книжку и сказал недоумевающе:
– Картинки-то божественны. Нам его не перекрещивать. Не попы.
– А ты попробуй, – предложил Васька.
– Как его. Не поймет, поди?
– Может поймет. Валяй!
Знобов подозвал американца:
– Эй, товарищ, иди-ка сюда!
Американец подошел.
Мужики опять собрались, опять задышали хлебом, табаком.
– Ленин! – сказал громко и твердо Знобов как-то нечаянно, словно оступясь, улыбнулся.
Американец вздрогнул всем телом, блеснул глазами и радостно ответил:
– There's a chap16!
Знобов стукнул себя кулаком в грудь, и похлопывая ладонью мужиков по плечам и спинам, почему-то ломанным языком прокричал:
– Советска республика!
Американец протянул руки к мужикам, щеки у него запрыгали и он возбужденно закричал:
– That is pretty in deed17!
Мужики радостно захохотали.
– Понимат, стерва!
– Вот, сволочь, а?
– А Пентя-то, Пентя-то по-американски кроет!
– Ты ихних-то буржуев по матушке, Пентя!
Знобов торопливо раскинул учебник закона божия и тыча пальцем в картинку, где Авраам приносил в жертву
Исаака, а вверху на облаках висел бог, стал разъяснять:
– Этот с ножом-то – буржуй. Ишь, брюхо-то распустил, часы с цапочкой только. А здесь, на бревнах-то, пролетариат лежит, – понял? Про-ле-та-ри-ат.
Американец указал себе рукой на грудь и, протяжно и радостно заикаясь, гордо проговорил:
– Про-ле-та-ри-ат… We18!
Мужики обнимали американца, щупали его одежду и изо всей силы жали его руки, плечи.
Васька Окорок, схватив его за голову и заглядывая в глаза, восторженно орал:
– Парень, ты скажи та-ам. За морями-то!..
16 Это человек! (
17 Это хорошее дело! (
18 Мы! (
– Будет тебе, ветрень, – говорил любовно Вершинин.
Знобов продолжал:
– Лежит он – пролетариат, на бревнах, а буржуй его режет. А на облаках-то – японец, американка, англичанка –
вся эта сволочь, империализма самая сидит.
Американец сорвал с головы фуражку и завопил:
– Империализм, awy19!
Знобов с ожесточением швырнул книжку оземь.
– Империализму с буржуями к чертям!
Син-Бин-У подскочил к американцу и, подтягивая спадающие штаны, торопливо проговорил:
– Русики ресыпубылика-а. Кытайси ресыпубылика-а.
Мериканысы ресыпубылика-а пухао. Нипонсы, пухао, надо, надо ресыпубылика-а. Кыра-а-сна ресыпубылика-а нада-нада20.
И, оглядевшись кругом, встал на цыпочки, и, медленно подымая большой палец руки кверху, проговорил:
– Шанго.
Вершинин приказал:
– Накормить его надо. А потом вывести на дорогу и пусти.
Старик конвоир спросил:
– Глаза-то завязать, как поведем. Не приведет сюда?
Мужики решили:
– Не надо. Не выдаст!
19 Прочь! (
20 Россия – республика, Китай – республика, Америка – плохая республика, Японец – совсем плох, надо красную республику.
V
Партизаны с хохотом, свистом, вскинули ружья на плечи.
Окорок закрутил курчавой рыжей головой, вдруг тонким, как паутинка, голоском затянул:
И какой-то быстрый и веселый голос ударил вслед за
Васькой:
И тут сотня хриплых, порывистых, похожих на морской ветер, мужицких голосов рванула, подняла и понесла в тропы, в лес, в горы:
– Э-э-эх…
– Сью-ю-ю!.
Партизаны, как на свадьбе, шли с ревом, гиканьем, свистом в сопки.
Шестой день увядал.