Зороастрийская мифология

После смерти Александра Македонского (323 г. до н.э.) его империя сразу стала разваливаться на самостоятельные области, княжества, вольные города, и десять лет до воцарения Селевкидов не прекращались междуусобные стычки, в которых, как это неизбежно бывает, больше всего страдали мирные жители. Селевкидам, пришедшим к власти в 311 г. до н.э., на первых порах удалось собрать обломки снова в единую империю, но долго удерживать завоёванное они не смогли. Около 250 г. до н.э. от Селевкии отделились Бактрия и Парфия (илл. 3). В безуспешных попытках вернуть эти земли прошли все годы, что оставалось царствовать династии (до 129 г. до н.э.).[53]

За эти годы, век с четвертью, Иран наполнился грекомакедонскими колонистами. Греческая культура распространилась везде, греческая письменность стала смешиваться с арамейской, — и естественным результатом всего этого было слияние зороастрийских мифов, преданий и культов с античными. Возник «синкретический религиозный язык»: иранские и греческие божества стали отождествляться (Аполлон и Гелиос с Митрой, Геракл с Вертрагной, Деметра и Кибела с Анахитой и др.), зороастрийцы начали изображать авестийских богов, охотно перенимая канон греческой иконографии.

Традиция подобных изображений, практиковавшаяся ещё в ахеменидскую эпоху (см. с. 51) и отчасти унаследованная Сасанидами (см. илл. 8, 10), восходит не к религиозным представлениям зороастрийцев, а к внешней атрибутике культа: религиозные тексты человекоподобного обличья богам не приписывают, и изображения воспринимаются не буквально, а символически (в редких случаях, может быть, как те же инкарнации[96]). В начале своего правления Сасаниды развернули широкую кампанию «иконоборчества», запретив использовать изображения богов в культовых целях (подробнее см.: Бойс М.-2. С. 125-126).

Падение Ахеменидов принесло в зороастрийские общины полный религиозный разброд. Централизованной духовной власти над ними больше не было, а из-за этнической и культурной раздробленности Селевкии стало трудно, живя в разных областях, поддерживать друг с другом контакты; многие общины оказались сами по себе, обособленными островками — навроде монастырей, и вскоре чуть не каждая стала почитать богов на свой лад и вырабатывать собственный цикл священных преданий. Для примера: когда Селевк, восстановив древний мидийский город Рагу, сделал его греческим полисом, «верховный маг и его жрецы, забрав с собой священный огонь, <...> удалились в северо-западную окраину Мидии, которая в порядке исключения была предоставлена в управление персу Атропáту (и стала позже называться по его имени Атропатакáна, позднее — Азербайджан[97]). Там жрецы, стремясь привлечь паломников, сочинили целый ряд легенд, отождествлявших эту область (совершенно неизвестную в прежней религиозной традиции) с Арьяна Вэджа — древней прародиной иранцев и родиной самого пророка. Единственным слабым оправданием этих претензий могло служить лишь представление о том, что Арьяна Вэджа [54] находится где-то на севере, поскольку Азербайджан расположен к северу от всего остального Ирана. Мидийские маги вряд ли бы осмелились выступить с таким дерзким притязанием в ахеменидское время, но при греческом правлении они успешно распространили это представление, по крайней мере среди западных иранцев, и оно продолжает приводить в замешательство ученых вплоть до наших дней».[98]

В таком же хаосе и разброде маздаяснийская вера пережила правление парфянской династии Аршакидов — без малого четыре столетия.

Эту эпоху — со 129 г. до н.э., когда Парфия завоевала Селевкию, и до воцарения Сасанидов ок. 224 г. н.э. — часто называют «парфянским пробелом»: сведений о ней очень мало, а те, что есть, сплошь противоречивы и обрывочны — россыпь осколков, из которых ещё долго не удастся сложить разбитую мозаику вновь. Нельзя, например, с уверенностью датировать многие храмы даже по надписям, высеченным на каменных блоках: для построек нередко использовали камень из развалин другого храма, более древнего, разрушенного в очередной смуте, — так что надписи вполне могут быть ещё от тех времён. Парфянский престол колотился в дворцовых интригах и заговорах; случалось, что у власти оказывались сразу три царя, каждый все силы клал на то, чтоб свергнуть двух других, каждый чеканил свою монету, — а тем временем провинции и города объявляют о своей независимости; и набеги кочевников по окраинам; и войны с Римом раз за разом перехлёстывают на свою землю и катятся по ней вглубь, всё сметая и опустошая.

Тем не менее в последние века царствования[99] Аршакиды начали осуществлять государственную программу, целью которой было, по-видимому, разработать и установить единый религиозный канон. Преемниками этой миссии стали уже сасанидские богословы.

«Авеста»