Зов

Он устало кивнул и вышел из комнаты в холл. Фрида Бекман последовала за ним. Они стали спускаться по лестнице в сторону неясных гортанных звуков, которые уже нельзя было назвать человеческими голосами.

По пути в гостиную он уже избавился от видений прошлого — окна в замке над Адриатическим морем, запаха омара в старинной комнате, незнакомой женщины, которая только потому так легко завладела его мыслями, что напоминала ему о той, другой. Двери в гостиную были открыты. Все ждали его: черные фигуры, стоящие группами и парами. Идя от лестницы к двери Таггерт сконцентрировал все свое внимание, сфокусировав мысль в один чистый тон.

Он четко видел цель, человека, стоящего в его городском доме за много миль отсюда.

Когда он вошел в гостиную, Фрида Бекман отстранилась от него и присоединилась к остальным. Все глаза впились в него, голодные глаза в темных обводах. Украдкой, инстинктивно они продвигались вперед, как звери перед кормлением.

Таггерт изучал их лица. Все здесь — Кенджи, и Ллойд, и другие, вся его стая. Они уже оставили свои глупые мысли о каком-то ритуальном идолопоклонстве, которого ожидали.

Все ждали. Тишина нарушалась только тихим шарканьем ног. Крадущийся зверь. Крадущийся на полусогнутых лапах. Пахучий дым с пряным вкусом на языке. Дудочка и барабан. Зловонное дыхание людей и бьющиеся сердца.

Таггерт громко вздохнул. Все инстинктивно отозвались. Звук их дыхания успокоил его, как всплеск моря.

В горле Таггерта зародился звук. Сначала он напоминал сухой скрежет, а затем сменился другим звуком, уже не человеческим. Он был подобен крику птицы, а может быть, и не птицы. Скорее крик массивного крылатого существа, ящера, чем птицы. Этот крик — наполовину скрежет, наполовину вой — набирал силу и вылетал из сухой грудной клетки Таггерта. Он нарастал и затихал в его горле, перемещаясь вперед и назад, как пила по сухим костям.

Кенджи Сукаро открыл рот, исторгнув грубый вой. Ллойд Баррис тоже зарычал, неподвижно стоя на сильных ногах и мотая головой. Крик Фриды Бекман был похож на всхлип, а из запрокинутого вверх рта черного человека раздался высокий чистый звук. Он шел прямо из чрева, как будто какой-то бог дул в его тело, как в горн.

Старый дом на гранитном холме звучал как старый колокол. Зов его был обращен к кому-то в городе.

У подножия холма из норы в гнилом стволе высунула нос рыжая лиса. Земля, что ли, ходуном ходит? В борьбе между голодом и страхом победил голод. В одно мгновенье лиса развернулась и нырнула в кусты, оставив после себя капли слюны на листьях. Из норки в корнях светились глаза какого-то пушистого зверька, расширенные от ужаса.

10

Барри Хильтон что-то пробурчал себе под нос, выдвигая стул Этот звук означал несогласие с утверждением «Сегодня первый день лета».

— Что же тогда сегодня по-твоему, умник? — спросила жена Барри — Мишель. Ее черные волосы блестели в электрическом свете лампы. Они не то чтобы торчали, просто были зачесаны наверх и закреплены так с помощью геля. Ей казалось, что она улыбается, но со стороны казалось, что она морщится от боли.

— День взятия Бастилии, — отозвался он, довольный собой. Любые пустяковые вопросы, ответы на которые он знал, приводили Барри в восторг.

— В честь Жака Бастийа, изобретателя комода, — добавил Брайен Томас, снимая фольгу с пробки шампанского. Широким жестом он придвинул Мишель стул, стоящий напротив Барри.

— Вовсе нет, — продолжал Барри. — В честь начала французской революции. По такому случаю должен быть фейерверк.

— Будет вам фейерверк! — провозгласил Брайен и выстрелил пробкой в гостиную, потом быстро наклонил бутылку к стакану Мишель, чтобы не пролить пену.

Он поискал пробку глазами. Он видел, как она ударилась о жалюзи, потом потерял ее из виду, хотя показалось, что он слышал легкий шлепок где-то рядом с магнитофоном. Брайен знал, что это глупо, но приятное возбуждение захватывало его. Кроме того, Мишель улыбалась так, будто Брайен ей очень нравился, хотя он и пытался сделать вид, что этого не замечает.

Затем он стал наполнять стакан Барри, стараясь, чтобы шампанское не перелилось через край. Ему хотелось есть. В это время из кухни появилась Ронда в изящном белом платье. Она прямо читала его мысли!

— Барри, помоги мне, пожалуйста. — Она пыталась поставить серебряное блюдо в центр стола. Пальцы ее были унизаны кольцами.

— О-о, — проворковала Мишель. — Великолепно.

Барри осторожно водрузил блюдо на стол и стал его с благоговением разглядывать.

— Заливной лосось, — наконец произнес он. — Ронда, ты как знала, что я люблю заливной лосось. — Он неестественно широко улыбался. Он был взволнован. Свет лампы отражался от очков и блестящего лысеющего лба. — Откуда ты узнала?

— Окольными путями, — ответила Ронда застенчиво и села рядом. Этого было достаточно, чтобы Барри своим выпученным глазом подмигнул Мишель, показывая, что догадался, кто тут был соучастницей.