Зов чужого прошлого

– Поздравляю, – Вашек первый поднял бокал и отсалютовал мне, наверное, припомнив в этот момент слова, которые бросил перед нашим расставанием: «Ну давай, самостоятельная, поглядим, насколько тебя хватит».

– Спасибо.

Звон бокалов прозвучал как аккомпанемент открывшемуся порталу. Я мигом разлила вино, подскочив на ноги, а Мира так крепко сжала в руках дочь, что девочка заплакала.

– И явлению вселенского зла вторит плач младенца. Это символично.

Эйден сложил на груди руки. Арс Адо с Мейром схватились за столовые ножи для разделки мяса. Наверное, забавная компания, если взглянуть на нас глазами всесильного мага. Правда, над ними стояла я, опустив руки раскрытыми ладонями вниз, готовая их защищать. Даже бывшего регента, за которого держался Мейр.

– Я обещал дать тебе время, – темнейший пожал плечами, – сам не думал, что окажусь столь нетерпелив.

Он протянул руку.

– Выбери меня в этот раз.

Сидевший напротив Вашек, который мучительно пытался понять, что за бред ему чудится, растерянно протянул: «Это ведь тот мужик. Я его здесь уже видел».

– Сэй, – Мира жалобно посмотрела на меня. – Ты позволила ему пройти.

Позволила. Оказалась слабее, чем предполагала. Отпустила защиту, правда, неясно, в какой момент. Мне ведь сейчас и самой было страшно.

– Не трогай их, Эйден.

– Не буду.

– Даже если не пойду с тобой?

Он молча оглядел разношерстную компанию, словно терзался мучительными раздумьями, и лишь потом ответил:

– Даже если… Ведь ты не любишь, когда убивают.

Мне чудилось, будто спину сверлят их взгляды. Мальчика, преданного всеми, Вашека, переломившего собственную гордыню, когда не дождался, что девушка приползет обратно, ликвиадо, пытавшегося понять, какая ситуация складывалась и что за выгоды сулила, а также испуганной Миранды, обнимавшей маленькую дочь.

– Что ж, – пожала плечами, – тогда извини.

Я была очень напряжена и дернулась, стоило ему медленно опустить руку в карман, но Эйден достал из него то, чего не ожидала увидеть.

– Венец владыки можно отдать другому, – проговорил он, не опуская второй руки, протянутой ко мне. – Таким образом его и стали передавать по наследству. Ты желаешь стать той, кого выберу, когда на чаше весов лежит остальное?

Когда? Когда я желала подобного вслух? Разве только во сне.

– Я готов подарить венец.

Мейр подскочил с пола вместе с Арс Адо. «Что за ерунда происходит?» – выразился Вашек, а Мира приоткрыла в удивлении рот.

– Забирай, – улыбнулся кардинал.

– Мейр, стой! – мальчишка, не слушая, кинулся к магу, а я ему наперерез. – Стой!

Он почти дотянулся вперед меня, но простое движение кисти, и венец вдруг оказался в руке. Так быстро и неожиданно, что сама удивилась, вновь поразившись понятию «Противовес».

– Сэйна, отдай! Это мое! Ты не смеешь забирать! Я – истинный владыка. И теперь все это признают. Снова!

Все остальные, кто предал его.

«Выбери меня в этот раз».

Венец лежал в ладони, гладкий и еще хранивший тепло руки Эйдена. От него тоже исходила сила, она словно смывала долгую накопившуюся усталость.

– Отдай!

– Нет.

– Почему?

– Он больше его достоин!

Эти слова сразили всех, а кого-то больно ранили, но я не успела ощутить их тяжести на собственных плечах. Выбор необязательно четко сформирован в словах, иногда это порыв души, неосознанный или, напротив, очень осознанный, только показывающий тебя с неприглядной стороны. Мейр не успел снова потянуться за венцом, потому что я прошептала: «Прости», – и вложила пальцы в ладонь Эйдена. Мы провалились в портал. Стоило сопротивляться, я знаю. Развеять мягко обхватившую со всех сторон силу уже его дара и остаться. Только Мира верно заметила, Арианна всегда поступала как должно, ведь иначе было неправильно. Но иногда, очень редко случается, когда чувства затмевают разум. Как в том храме на вершине облаков.

Крохотный клочок один на двоих. Остальное теряется в темноте, но кажется, это покои темнейшего. Здесь едва ощущается его присутствие. Может, тоже не спал, подобно мне, эти дни? Может, также устал от изматывающего ожидания?

На крошечном клочке воздуха мало, поэтому и дышать тяжело, а вдохи прерывисты. Эйден всегда умел эффектным жестом выбить почву из-под ног, чтобы затем забросить на небеса.

Куда-то покатился брошенный на пол венец.

С подобного поцелуя, когда слабость ощущалась в коленях, а остальное тело натягивалось, подобно струне, и звенело в тон ей, начиналась другая ночь. Та единственная в моей жизни, которая стоила ее всей. Незабываемая, невозможная. Темная и сладкая, наполненная жаждой взаимных прикосновений. И я до сих пор помнила каждый их оттенок. Вспоминала снова и снова, мучила себя до тревожных желаний все повторить. Поскольку оказалось мало, потому что не распробовала. Напрасно корила себя, напрасно пыталась задавить на корню непозволительное притяжение. Та ночь наполнила меня до краев и потрясла до глубины души.