Ближайшие несколько дней Альфред таскал рыбу уже для двоих: три-четыре рыбины для Леры и бог знает сколько, это напоминало какой-то конвейер, — для Джонни. Двигаться тому было еще, видимо, больно, но заживала рана вопреки Лериным опасениям очень быстро. То ли она так удачно зашила порез, то ли морская вода обладала лечебными свойствами, то ли у дельфинов вообще способность к регенерации… Нечеловеческая, усмехалась Лера, думая: вот бы у них научиться! У них многому можно было бы научиться…
Может быть, эта робинзонада — не «за что мне это?», а — зачем? Лера покачала на ладони гладкий светло-серый камешек и, вздохнув, опустила его в выкопанную под скалой ямку — туда, где покоились еще двенадцать таких же голышей. Этот — тринадцатый — добавился сегодняшним утром. Камешки были похожи, как две капли воды. Как уже тринадцать капель, грустно усмехнулась Лера, поворошив камешки — первобытный календарь.
Так она считала проведенные на острове дни. Иначе немудрено было сбиться. Первые дни оказались разнообразными: находка кокоса, вода, заработавшая зажигалка, знакомство с дельфинами. А теперь — если не считать ранения Джонни — дни было не отличить один от другого. Положить камешек, сходить за водой, потом выкупаться, приготовить и съесть принесенную Альфредом рыбу, поискать мидий и, главное, зелени (она очень боялась авитаминоза, который заставляет слабеть, даже если еды хватает), когда солнце начнет клониться к закату, еще раз сходить за водой. Посидеть на обрыве, до рези в глазах вглядываясь в горизонт — не появится ли хоть какой-то признак того, что люди еще существуют… Временами ей начинало казаться, что Земля разом обезлюдела и только она на этом скалистом клочке…
Она по-прежнему много думала о Максе и все яснее понимала, что все их ссоры — сущий вздор. Как же можно тратить время на глупые ссоры, если можно просто быть вместе. Да, они так непохожи друг на друга, но все-таки им хорошо вдвоем. Возможно, они не противоречат друг другу, а напротив, друг друга дополняют. Если бы повернуть время вспять, она не совершила бы прежних ошибок и стала бы лучше слушать и слышать тех людей, которые действительно ей дороги… Но время не повернешь. Она стала мудрее, но вот пригодится ли эта мудрость — большой вопрос.
Если бы под ногами были не скалы, а земля, наверняка бы уже образовалась тропинка, думала Лера, привычно спускаясь в расщелину, где располагался драгоценный родник. От ледяной воды, как всегда, заломило в висках и слегка закружилась голова. На мгновение показалось, что родник исчез. Высох, ушел под скалы, спрятался. Остались только горячие сухие камни. И Лера лежит на них, не в силах ни шевельнуться, ни звука издать. Потрескавшаяся кожа саднит, пересохшее горло способно лишь на отвратительный скрежет. А с берега доносятся крики дельфинов — пронзительные и печальные…
Виде́ние было настолько ярким, что Леру даже затошнило. Она передернула плечами. Просто жара и стресс, просто надо шляпу новую смастерить, чтобы голову так сильно не пекло. Не раскисать, твердила она, наполняя водой бутылки и пробираясь назад к «своему» пляжу.
Метров за сто до обрыва Лера поняла: крики дельфинов были настоящими.
Сунув бутылки с водой под выпуклый корень дикого абрикоса, она ринулась к берегу. До ограждающего бухту обрыва добралась быстро — сколько раз за эти дни ходила этой дорогой, наизусть уже выучила, почти что тропинку протоптала! Вот сейчас влево, там уступ вниз, потом…
Она замерла. К крикам дельфинов явственно примешивались человеческие голоса.
Сколько раз Лера представляла себе, как ее спасут, — и не сосчитать! Вот с неба раздается знакомое гудение, вертолет все ближе, ближе, вот он уже над самым пляжем. Зависает — песок, взметаемый ветром от бешено крутящихся лопастей, летит во все стороны, — из кабины выбрасывают лестницу, темные силуэты в форменных куртках сноровисто спускаются… и Лера, плача и смеясь одновременно, кидается к ним, увязая по щиколотку в песке…
Нет. Гудение вертолета она бы услышала…
Или, быть может, к берегу подходит катер — серенький, невзрачный. Тыкается носом в песок, с него спрыгивают люди в форменных куртках… и Лера, плача и смеясь одновременно…
Нет.
Катер тоже ходит не беззвучно. А если он уже подошел и заглушил мотор (зачем бы?), почему кричат дельфины? И человеческие голоса звучат как-то странно — едва слышно, хотя Лере совершенно ясно: это не тихий разговор, это яростные вопли.
Что-то не так.
И вместо того чтобы, плача и смеясь одновременно, скатиться с обрыва и, увязая в песке, кинуться навстречу своим спасителям, она прижалась к неровным камням обрыва и осторожно — осторожно, осторожно! — выглянула… и сунула в рот кулак — чтобы не закричать от ужаса.
В бухте, казалось, ожил кошмар, который Лера видела на фотографиях фарерской охоты: красная от крови вода, колышущиеся на волнах тела убитых дельфинов…