Зов дельфина

Красная папка, которую Лера зачем-то продолжала сжимать в руке, изрядно мешала. Бросить ее! Бросить — и уйти в воду! Но вместо этого Лера открыла папку. Два листочка печатного текста — и целая пачка листов с подписями. Некоторые карандашные, другие чернилами — синие, черные, зеленые… Эх, была бы у нее ручка или хотя бы карандаш! Почему-то это казалось сейчас очень важным — подписать! Это казалось глупым: кому теперь нужна эта бумажка? — но желание оставить на ней свое «да» было совершенно неодолимым. Как свидетельство того, что она, Лера, еще существует. И не в виде безмозглого червяка, а — в человеческом облике!

И еще одна мысль не давала покоя: если Лера сейчас уйдет с «Медузы», жертва Альфреда окажется напрасной. Ведь он именно пожертвовал собой — чтобы отвлечь мужика в армейских ботинках от Леры. И если она сейчас сбежит, получится, что все это было зря: и настойчивая помощь Джонни, и самопожертвование Альфреда. «Медуза» спокойненько уплывет — и никто никогда не узнает о преступлении! Не остановит этих сволочей! И они будут жить как жили: считать себя хозяевами всего и вся, вкусно есть, сладко спать — и ни один кошмар им не приснится! — развлекаться, веселиться, глядя, как кто-то истекает кровью…

«И что ты сможешь сделать, если не сбежишь?» — шепнул язвительно холодный голосок здравого смысла. Но Лера не стала его слушать. Сбежать было… неправильно.

Залившие палубу кровавые лужи еще лаково блестели. Один из потеков доставал почти до того места, где пряталась Лера. Странно, подумала она, ведь палуба скошена в другую сторону? Должно быть, яхту качнуло на волне… Впрочем, какая разница! Ни ручки, говорите, ни карандаша? Сглотнув слезы, Лера обмакнула палец в ближайшую лужу… Для коротенькой подписи понадобилось трижды окунать палец в кровь. Вот. Вот так.

Между дельфиньими телами и гидроциклами возвышалась крышка люка. Наверняка грузового — не в пассажирские же каюты спускаются через такую дыру. В каюты ведет удобная лесенка — вон как блестят ее поручни через распахнутую дверь центральной надстройки. А этот люк наверняка грузовой. Крышка оказалась тяжелой, но Лера справилась. В темном жерле не видно было ничего похожего на лестницу. Как же они сами-то сюда спускаются? Впрочем, это не имеет значения.

Улечься на край люка животом, свесить внутрь ноги — и все это, придерживая над головой тяжелую крышку, нельзя же оставить люк открытым! — медленно сползать, потом прыгнуть, вряд ли там высоко…

Крышка, которую, прыгая, пришлось отпустить, лязгнула. Только бы никто не услышал!

Вместо ожидаемой кромешной тьмы внизу царил густой, но все же не непроглядный полумрак. Должно быть, где-то имелись иллюминаторы. Впрочем, это тоже не имело значения.

Теперь оставалось одно — сидеть тише мыши, авось никто в трюм спускаться не станет. А там видно будет.

Грузовой отсек оказался просторнее, чем она предполагала. В глубине, за штабелями затянутых в полиэтилен бутылок с минералкой, ящиков, картонных коробок и бог знает чего еще, отыскался маленький закуток. В нем даже не получилось бы вытянуться, зато был шанс, что сюда никто не заглянет.

Трюм, ящики, плеск волн в близкий борт — все это напоминало любимого в детстве майнридовского «Морского волчонка». Забившись в самый дальний угол, Лера прикрыла глаза и начала вспоминать, как читала его впервые: нагретые солнцем камни, длинные зеленые волны, играющие на воде блики, сверкающая дорожка, ведущая прямо к солнцу… Даже крики чаек казались не угрожающими, а веселыми…

Господи! Да что угодно, только бы не думать об оставшемся позади ужасе: криках гибнущих дельфинов, окровавленных на палубе телах. Самопожертвование Альфреда… Господи, зачем, почему весь этот кошмар? Разве люди могут — вот так?! Разве это — люди? Нет, нельзя сейчас вспоминать, нельзя попусту тратить силы, они нужны для выживания, вообще не надо думать о том, что было… Действительно, лучше вспоминать «Морского волчонка». Сейчас Лера уже не помнила, почему десятилетний мальчишка надумал спрятаться в трюме отходящего в плавание судна: мечтал ли он о дальних странствиях или просто убегал от злого отчима? Это было, в сущности, не важно. А важно было то, что он так «удачно» забился в дальний угол, что при погрузке оказался заперт многочисленными тюками, ящиками и бочками. Один, в темноте, без еды и питья… Шхуна шла своим рейсом долго, несколько месяцев. Так мальчик и умер бы там — но воля к жизни победила. Обследовав окружающие его грузы, он обнаружил в одном из бочонков воду, а в одном из ящиков — галеты. Потом, кажется, на галеты набросились голодные крысы… В общем, мальчонка выжил, и его жизнестойкость произвела такое сильное впечатление на моряков — а главное, на владельца судна, — что его даже не наказали за испорченные в процессе освобождения грузы.

Если смог мальчишка — пусть даже придуманный Майн Ридом, — значит, сможет и она. Вряд ли «Медуза» отправилась в многомесячное плавание. Скорее всего, через день-два, максимум через неделю она придет в какой-нибудь порт. И у Леры появится возможность сбежать!