Зов горы

– Как Митя перенес новость? – спросил Андрей Станиславович. – Когда вернулся из Новосибирска.

– Я думала, хуже будет… Погрустил, конечно… Но чтоб убиваться, нет. Отца, вообще, не пожалел. Ни разу не сказал: «вот, если бы я вернулся раньше».

– Анастасия Евгеньевна, – сказала я. – Вы знали Григория Мирзоева?

– Да, конечно. Он расследовал это дело о пожаре, мы много общались, когда он приходил к Мите. Тогда провели несколько экспертиз, всех допросили по сто раз, мне, вообще, показалось, что это очень добросовестный милиционер. Он единственный попытался проверить слухи, которые начал распускать Гена Голубев. Ну, что это убийство.

– И?

– Никаких доказательств. Я вам говорю: там с десяток экспертиз провели. Короткое замыкание. Они просто угорели. А пожар уже позже начался… Пойду чаю поставлю, – сказала она и встала. –Вы простите, что сразу не предложила. Растерялась очень. А вы пока фотографии посмотрите. Это Митин выпуск.

Она подошла к стенке, достала альбом. Положила его на стол перед нами, а сама ушла на кухню. Зашумел чайник, хлопнула дверца холодильника.

Андрей Станиславович стоял у окна, прижав лоб к стеклу. Стемнело, и улица была беспросветно черной. Ни одного фонаря. Коля сидел на тахте, опершись локтями о колени и опустив голову.

Я открыла альбом.

Его я увидела сразу – он был красивый, значит, пошел в отца. Мальчик пятнадцати лет, блондин. Высокомерное выражение лица, светлые глаза. Крупный, породистый. Физкультурник в стиле 30-х годов. Он никого мне не напомнил, это был совсем незнакомый человек. Под фотографией нарядной прописью: «Дмитрий Голубев».

На планшете я открыла сюжет из «Марфино». Что ж, Аполлинарий Иванов мог просматривать его хоть сто раз: он бы никогда не определил, кто из этих людей мальчик из Павлодарки. Он, действительно, сменил кожу. Как ему это удалось?

Вошла Анастасия Евгеньевна. На пластиковом подносе она несла чайник, чашки, банку варенья, маленькие хрустальные розетки, пакет печенья, коробку «Липтона». Коля встал с тахты и сел за стол. Андрей Станиславович так и не двинулся с места.

– А вдруг их никто не убивал? – тихо спросил он сам себя. Потом повернулся к нам и повторил с ужасом. – А вдруг это, правда, был несчастный случай?!

– Григорий Мирзоев сказал, что нет никаких доказательств убийства, – ответила Анастасия Евгеньевна, наливая кипяток в чашки. – Кроме одного… Косвенного…

Она положила в каждую чашку по пакетику чая, открыла банку варенья, тяжело опустилась на стул.

– В тот день Григорий пришел ко мне с перекошенным лицом. Попросил водки. Ему очень хотелось выговориться. Он сказал, что узнал одну вещь. Он показывал Гене Голубеву фотографии москаленских милиционеров. Ну, чтобы тот опознал, кто приходил к Борису по поводу фермы. И Гена показал на одного милиционера, Олега. А это был лучший друг Григория.

– Олег Арцыбашев, – сказала я.

– Да… – она посмотрела на меня и кивнула. – Григорий был в ужасе. Он сразу поехал к этому Олегу, но тот поклялся жизнью сына, что да, его наняли наехать на Бориса, припугнуть его, ведь ферма была приобретена незаконно. Но что больше они ничего не делали… Вот… Сыном поклялся, представляете?

– Почему же у Григория остались сомнения? – спросил Коля.

– Он вначале говорить не хотел, но потом бутылку прикончил, у него язык развязался. Он сказал, что у Олега были очень большие долги. Вначале он кредит взял, потом перезанимал, перезанимал, и в итоге ему одолжили какие-то местные дельцы, чуть ли не братки. И якобы после пожара долгов у него вдруг не стало. А там речь шла о больших деньгах. Григорий мне сказал: «За что ему простили такой долг? За то, что он просто наехал на фермера? Такого не может быть, это столько не стоит».

– Слабое доказательство, – заметил Коля, окуная печенье в розетку с вареньем.

– Наверное, – согласилась она. – Поэтому он взял с меня клятву, что я ничего не скажу Мите. И я клятву сдержала… После этого разговора Григорий перестал к нам ходить. Дело было закрыто.

Андрей Станиславович громко вздохнул и тоже сел за стол.

– Вы не знаете, – спросил он. – Фоменко по этому делу допрашивали?

– Не думаю. Какие основания? Милиция ведь сразу пришла к выводу, что это несчастный случай. Только Григорий пытался что-то выяснить, но потом и он перестал.

– И почему же он перестал? – спросил Коля. – Как вы думаете? Он понял, что это несчастный случай? Или понял, что это сделал его лучший друг?

– Я не знаю, – ответила она. – Но вот вам один факт. Год спустя Митя уехал жить к моему брату. Когда Григорий узнал об этом, он приехал ко мне и попросил его адрес. Мне потом брат написал, что он начал каждый месяц переводить деньги для Мити. Скажите: зачем? Кто он ему? Получается, он считал себя виноватым? Но в чем?.. Вот так-то…

– Анастасия Евгеньевна, – сказала я. – Вашего брата зовут Мирон? Он старовер?

На ее лице вспыхнул румянец. Она пожала плечами.