Призыв профессора МакДональда к более американской специфике в любительском сочинительстве хоть и пользуется поддержкой в виде высказываний без конца цитируемого Эмерсона, но в действительности представляет собой пропаганду весьма пагубной провинциальности. И совсем не потому, что мы не видим патриотизма в долге писателя обессмертить его родину, а потому, что нам представляется нежелательным поощрять распространение диалектических и стилистических отклонений от общепринятых правил, которыми так долго и блестяще пользовались наши предки. Больше всего культура должна желать не узости, но широты. Воззрения профессора МакДональда напомнили мне об одном молодом журналисте, встретившемся мне лет пять назад, который жаловался, что два других наших члена, один из Массачусетса, а второй из Калифорнии, пишут в сходной манере, тем самым упуская возможность выражать мысли с «местным колоритом».
Что же касается применимости классического стиля для современных нужд, то я думаю, что ни одна сфера сегодняшней мысли не потеряла бы от того, что ее стали бы выражать ясной риторикой былых, гораздо лучших времен. По сути, меня не покидает уверенность в том, что подобная тактика в огромной степени позволила бы нам искоренить из современной жизни все несущественное и недостойное. Слишком переоценив свои силы, мы, современные литераторы, теперь тычемся вслепую, растеряв понятия об истинных ценностях, и барахтаемся в водовороте никчемных банальностей и мнимых эмоций, что находит свое отражение в мутном, торопливом, чахоточном, субъективном и упадническом языке. И если облечь наши мысли в отточенные, логичные фразы классицизма, то это наверняка поможет выявить неуклюжую ничтожность большинства новшеств, которым мы так слепо поклоняемся.
На мой взгляд, заявление профессора МакДональда о том, что классический стиль слишком ограничен и лишен человечности, вряд ли подтверждается фактами. Энергичное красноречие классиков отрицать не станет никто, а если в их языке и существуют те или иные ограничения, то используют их единственно для того, чтобы усилить конечный результат. Для примера сравните скромную силу греко-римской литературы с напыщенной пустотой опусов Востока. И если уж говорить об ограниченности, то какой-нибудь злокозненный критик без особого труда мог бы использовать отрывистый и минималистский стиль прозы самого профессора МакДональда в качестве иллюстрации несоответствия между теоретическими наставлениями и практикой. При прочтении его флегматичного труда «Инженерия английского языка» в первую очередь обращает на себя внимание лаконичная атмосфера отчужденности, в которой нет места ни живым чувствам, ни любви к чистой гармонии красоты. Отдавая должное правильной риторике и литературной квалификации, которой обладает профессор МакДональд, ему остается только пожелать вплетать в свои труды побольше грациозной плавности классиков и украшать их хотя бы скромным орнаментом.
В заключение позвольте мне недвусмысленно выразить собственную позицию в данном вопросе. Являясь сторонником высочайших классических стандартов в любительской журналистике, я и далее буду тратить в этом направлении все мои усилия. Печатные издания не подходят на роль хранилищ развязной бесцеремонности, а торопливые, безграмотные современные сочинения – образцов для подражания. Я буду рад, если данная дискуссия получит дальнейшее развитие в периодических изданиях для журналистов-любителей. А теперь ограничусь лишь смиренными словами в адрес моего ученого противника:
Maxime, si tu vis, cupio contendere tecum[79].