Зов смерти

Глэдис заметно расстроилась. По-видимому, она считала, что давно перестала существовать для мира живых и теперь не имеет значения, проживет ли она чуть дольше или окажется предпоследней или последней в списке.

«Я согласна, — торопливо настрочила она. — Только хотелось бы оставить дочери записку, а потом можно начинать».

Саймон перегнулся через стол и сжал ее руку. Миссис Ягнемма подняла глаза и печально улыбнулась.

— Конечно, пишите, — согласился он, стараясь изо всех сил сохранить на лице спокойное выражение. — Я только принесу свои вещи из машины, а вы пишите все, что сочтете нужным.

Глэдис благодарно кивнула, и ее глаза наполнились слезами. Склонив голову, она начала писать. Саймон прочел первые слова: «Моя дорогая Сесилия!» — и оставил ее одну. Резким движением открыв багажник, он вытащил саквояж, дернул по привычке ручку холодильника и проверил аккумулятор.

Ни разу во время предыдущих визитов Саймону не приходилось действовать в спешке. Час, всего лишь один час нужен, после того как Глэдис отдаст себя в руки врачевателя. Условия для выполнения ритуала ухудшались на глазах. В любой момент может прийти дочь хозяйки дома, а вдруг руки, как назло, окажутся занятыми и она сможет ускользнуть.

Саймон вернулся в дом и увидел, что Глэдис все еще возится с письмом. На плите закипал чайник. Да, милосердие — путеводная звезда в великой миссии, возложенной на плечи Саймона, однако если кто-то из его подопечных и заслуживает насильственной смерти, так это Глэдис.

— Я должен спросить г последний раз: вы уверены, что хотите принять мою помощь?

Она отодвинула блокнот с посланием, написала на клочке бумажки короткое «Да!» и вновь вернулась к письму.

— Считайте, что вам повезло! Я и сам жажду дойти до конца предназначенного мне пути, — торжественно промолвил Саймон.

Чайник наконец закипел. Саймон снял его с плиты и поднял над головой женщины. Услышав свист чайника, Глэдис обернулась и подняла глаза как раз в тот момент, когда на нее полилась струя кипятка. Пытаясь уклониться, она подалась вперед, а Саймон направил струю на ее белоснежную голову, на шею, за воротник халата. Кожа на голове мгновенно стала кроваво-багровой и покрылась страшными волдырями, словно на ней извивались морские угри. От дикой боли Глэдис откинулась на спинку стула и с грохотом упала вместе с ним на пол. Из искалеченного рта доносились тихие хрипы. Ударом ноги Саймон перевернул жертву на спину и, прижав коленом к полу, стал лить кипяток прямо в зонд, установленный в горле.

— Глэдис, теперь вы понимаете, что значит нарушить договор?! — кричал он.

Она извивалась и корчилась от боли под ногами мучителя. Изо рта и ноздрей пошла кровавая пена, а в следующую минуту несчастная рассталась с жизнью. Кожа вокруг зонда превратилась в полупрозрачную розоватую массу и стала похожа на мясо цыпленка.

Теперь Саймону требовался лед, чтобы завершить начатое дело. Он поставил чайник на плиту и водрузил тело миссис Ягнемма обратно на стул. Ее глаза были открыты, такими и останутся, распахнутыми от ужаса из-за мгновенного окоченения тонких мышц вокруг глаз. В холодильнике Саймон нашел лишь один поддон со льдом, который разбил на двенадцать кубиков. Пять он положил в рот Глэдис. От сохранившегося тепла лед начал таять. Саймон заменял подтаявшие кубики льда свежими до тех пор, пока не почувствовал, что мышцы рта стали твердеть. Он порылся в сумке, нашел исписанный лист бумаги и стал по нему сверяться. Слегка округленный рот у Глэдис уже застыл, и Саймон, надавив большим пальцем на нижние зубы, приоткрыл его чуть шире. Ледяная вода неприятно холодила палец, а челюсть упрямо стремилась занять прежнее положение. Пришлось удерживать ее до тех пор, пока лицевые мускулы окончательно не затвердели. Другой рукой он подвинул обрубок языка Глэдис назад, а потом поднял вверх. Саймон чувствовал, как твердеют мышцы под руками, и представлял себя творцом, меняющим сущность бренного тела в момент смерти и создающим бессмертное произведение искусства.

Прошло полтора часа, прежде чем труп застыл в том положении, которое требовалось Саймону. Он сфотографировал миссис Ягнемма «Полароидом» и дождался, когда на черном фоне фотографии стало проявляться лицо. Из туманной дымки постепенно выплывали вылезшие из орбит глаза, в которых навеки застыло выражение смертельного ужаса.

Приведя себя в порядок, странник направился к машине и открыл ключом дверцу мини-холодильника. В нос ударила омерзительная вонь, которую не могла перебить камфара в расставленных на полке склянках. Кровь, даже в холоде, начинает дурно пахнуть. Впрочем, Саймон всегда старался не сдерживать дыхание и не зажимал нос. Священнослужителю не подобает отводить взгляд в момент великого жертвоприношения. Он взял один из сосудов, открыл, вдохнул полной грудью гнилостный запах и зачерпнул крови потиром — специальной чашей для ритуалов, — вернулся в комнату, к умиротворенной миссис Ягнемма. Наклонив чашу с кровью над обожженной головой страдалицы, Саймон произнес: