Зов валькирий

Послы из Киева, присланные Хельги Хитрым после похода на греков, привезли несколько дорогих шелковых одеяний, полученных от цесарей в качестве дани, и поднесли их Олаву и самым влиятельным его приближенным. Это были первые за полвека вещи из греческого шелка, увиденные на севере, да и в Киеве тоже, – до того шелка привозили только сарацинские, через хазар, а то и из более далеких стран, с вытканными драконами. Но те, поскольку их путь с родины до берегов Днепра мог занять года три, стоили необычайно дорого и носились только князьями. Только Олав конунг, получив свою часть даров, оставил себе кафтан целиком из шелка и сидел в нем три-четыре раза в год, на самых важных пиршествах. Альмунд на такое не осмеливался, и его доля даров пошла в дело по частям: распоров доставшийся ему кафтан, Радонега резала шелк на узкие полосочки и отделывала ими шерстяные кафтаны и шапки мужу и сыновьям, навершник и очелья для себя. Договор с греками о дружбе и торговле, которого все так ждали, открыл бы возможность покупать еще шелка, но вот уже пять лет посольства что ни лето ездили туда-сюда, а дело подвигалось туго.

Отправляя сыновей к мере за данью и будущим войском, Альмунд велел жене дать им с собой один рукав распоротого греческого кафтана. По густо-брусничному полю на нем были золотисто-желтым вытканы дивные звери – вроде волков, но с клювами и крыльями хищной птицы, с когтистыми лапами. Заключенные в узорный круг, они стояли попарно, мордами друг к другу, будто ведя неслышный разговор. Узор был крупным, так что на рукаве чуть не в два локтя длиной поместилось только три таких пары. Ширина куска была неравномерной: у бывшего плеча он был широк, а к запястью сужался.

– Вот этот дивный шелк мы дарим вам в знак уважения и желания породниться, – сказал Свен. – Такого сокровища больше не найти отсюда и до самого Хольмгарда, а если ехать на юг, то до самого Миклагарда. Его привезли нам в дар от Хельги киевского после войны с Греческим царством. Может быть, – он со значением поднял руку, – что этот кафтан прежде носил сам кто-то из цесарей, Леон или брат его Александр. Следующим летом мы пойдем на сарацин и привезем еще немало такого. Всякий, кто с нами в родстве и в дружбе, не будет иметь недостатка в красивых одеждах всю свою жизнь. А тот, кто пойдет с нами в поход, – он взглянул на сыновей Тойсара, вытаращенными глазами разглядывавших ткань, – сам будет одаривать драгоценностями всех своих родичей и друзей – серебром, дорогими шелками и красивой посудой.

Цесарский рукав он приберегал на крайний случай, как самое сильное средство подкупа, если дела пойдут плохо. Этот час настал, но сватовство Арнора дало ему случай и преподнести подарок, и напомнить о выгодах грядущего похода. Если сновидец, думал Свен, и на это не клюнет, то ему, видно, сам небесный бог дарит серебряных коров!

Произнося свою речь, Свен поглядывал на лица слушателей и видел, что впечатление она производит неодинаковое. Талай, Тайвел и две их младшие сестры смотрели на шелк вытаращенными глазами: для них, выросших среди кожаных, меховых и грубошерстяных некрашеных одежд, этот рукав был словно вырезан прямо из закатного неба с золотыми отблесками вечерней зари, и образы небесных зверей, каких не водится на земле, отразились в нем и застыли. Невозможно было и представить, из чего и как простые человеческие руки могли бы изготовить такую ткань – тонкую, как лист, яркую, как небесный багрянец, с хитрым узором, какой и взглядом не сразу охватишь. Русы, приносящие подобные вещи, казались теми посланниками Кугу Юмо, к которым взывали при каждом молении, семейном или общем.

И они не просто принесли что-то с неба – они звали с собой туда, где таких вещей полным-полно, будто листвы в лесу.

Тойсар был в некотором смятении, хоть и старался, этого не показать: сложив руки на поясе, меренский князь хранил невозмутимый вид, но в светло-голубых глазах его отражалось сомнение. Людей, владеющих такими вещами, глупо называть неудачливыми. Да и соблазн был велик – получивший любую вещь, хоть мелочь, которой прежде владел сам цесарь, вместе с ней получил бы особую, почти божественную удачу.

– Известно нам, что каждой невесте и каждому жениху из семи стран-чужбин посылает Кугу Юмо пару, назначенную при рождении, – начал он. – Мы были бы рады, если бы из семи стран-чужбин судьбу приводящий добрый великий бог послал долю нашей дочери в вашем сыне. Но это дело не так просто решить, как поднять рукавицу и сунуть за пояс, – он засмеялся, желая выглядеть поувереннее. – Судьба дочери нашей вплетена в судьбу всей Мерямаа.

Речь шла не только о молодой семье, но о войне или мире, и Свен отметил: хорошо, что Тойсар не притворяется, будто не понимает этого.

– Это ты верно говоришь! – сипло одобрил Боргар. – Будем с вами единым родом – и такие вот богатства повалят к нам дождем!

– Что скажешь ты, Тойсар? – прямо спросил Хравн. – Твое слово, слово отца, здесь первое.

– Я был бы рад дать дочери такую хорошую семью… – Тойсар еще раз взглянул на цесарский рукав, и на лице его отразилось колебание.