Зови меня Златовлаской-2

Помимо неудобства передвижения гипс доставлял мне массу других хлопот: его нельзя было мочить, кожа под ним дико чесалась, а еще из-за него моя нога казалась просто гигантской. Поэтому ничего удивительного в том, что я мечтала поскорее его снять, не было.

На следующий день мама пришла ко мне пораньше, чтобы помочь собраться. Она очень радовалась, что мы наконец едем домой, потому что хотела поскорее вернуться к привычному ритму жизни. Да и на работе ее уже потеряли.

В день аварии она прилетела в Москву вместе с отцом, но он пробыл в столице лишь несколько дней и, убедившись, что мое состояние стабильно, уехал обратно. А вот мама наотрез отказалась оставлять меня одну и, плюнув на все свои дела, ухаживала за мной.

Влад встретил нас в коридоре на первом этаже больницы и, поздоровавшись, забрал у мамы сумки с вещами.

Когда мы вышли на улицу, я чуть не завизжала от восторга, потому что чувствовать на лице порывы ветра и вдыхать свежий морозный воздух после длительного заточения в палате казалось мне неимоверно прекрасным. Я делала глубокие вдохи, и от переизбытка кислорода у меня даже немного закружилась голова. Так здорово было находиться под открытым небом!

Во время дороги до аэропорта Влад сидел на переднем сиденье рядом с таксистом и поддерживал светскую беседу с моей родительницей. Она живо интересовалась его успехами и удивлялась, словно ребенок, когда Влад рассказывал ей какие-то подробности закулисной жизни.

Мама не знала деталей нашей с Ревковым ссоры. Она была курсе, что мы повздорили, но в подробности я ее не посвящала. Не хотелось, чтобы она переживала еще и из-за этого.

В целом передвижение на костылях оказалось довольно сносным. Они, конечно, были жутко неудобными, но со своей задачей справлялись. На большее я и не рассчитывала.

Мама то и дело подскакивала ко мне, стремясь помочь, а я неизменно отвечала, что справлюсь без нее. Когда мы наконец добрались до стоек регистрации в аэропорту, я вся вспотела, потому что в больнице родительница заставила меня надеть десять слоев одежды, опасаясь как бы я не простыла. Я протестовала, утверждая, что после переломов и сотрясения, мне не страшна никакая простуда, но мама была непреклонна.

Сдав вещи в багаж, мы отошли в сторону, к сидениям чтобы попрощаться с Владом. Все это время он со странной полуулыбкой наблюдал за тем, как мама носится со мной, словно курица с яйцом, а я по сто раз повторяю фразу "я сама". Слава Богу, хоть он не лез ко мне с бесконечными предложениями помощи. Наверное, понимал, что меня это только взбесит.

– Влад, спасибо тебе большое за помощь! – ласково сказала мама, обнимая Ревкова. – Ты такой славный мальчик.

– Не за что, Марина Федоровна. Мне в радость, – улыбнулся Ревков, смущенно похлопывая ее по спине.

– Ладно, не буду мешать вам прощаться, – мама с заговорщическим видом подмигнула мне. – Пойду пока позвоню по работе.

С этими словами она оставила нас с Владом наедине. Я отложила костыли в сторону и, оперевшись на спинку сидения, принялась обмахиваться шапкой. Несмотря на то, что я уже сняла куртку и отдала ее маме, мне было очень жарко. То ли от нервов, то ли от того, что а аэропорту действительно было душно.

– Ну как настроение? Боевое? – поинтересовался Влад, становясь напротив меня.

– Да, – кивнула я. – Жду не дождусь, когда сниму этот гипс, и мама перестанет относиться ко мне, как к инвалиду.

– Моя мама тоже была такой. Вечно переживала за меня, суетилась, оберегала... Мне этого не хватает, – признался он.

Я подняла на него глаза, и поймала его прямой взгляд. Влад смотрел на меня напряженно и как-то слишком серьезно.

– Спасибо, что проводил. И за то, что помог с экзаменами, – улыбнулась я, чувствуя неловкость.

– Пожалуйста, – ответил он, по-прежнему прожигая меня взглядом.

Я облизнула пересохшие губы и неровно выдохнула. Глухие удары сердца отдавались в висках.

– Мне... – я открыла рот, чтобы сказать очередную нелепую формальность, но Влад не дал мне этого сделать.

Он наклонился и прильнул своими губами к моим. Его горячие пальцы коснулись моего лица, а язык уверенным движением приоткрыл рот. Я хотела сопротивляться, быть сильной, прервать этот сумасшедший поцелуй, но не могла. Я просто не могла пошевелиться.

Я стояла посреди огромного аэропорта и погибала от острой обезоруживающей нежности, которая растекалась по всему моему телу. Вместо того, чтобы положить конец безумству взбунтовавшейся плоти, я обхватила Влада за шею и, отстранившись от спинки сидения, прижалась к нему.

Он пах волшебством, любовью и счастьем. Летним дождем, шоколадом и свежескошенной травой. Запах его кожи воплощал в себе все, что было дорого моему сердцу, и казался до боли родным.

Мы целовались жадно, торопливо и порывисто, словно поцелуем пытались передать друг другу все то, что не могли выразить словами. Любовь, боль, страсть, отчаяние, страхи.

Когда я наконец оторвалась от него и отвела взгляд в сторону, грудь Влада высоко вздымалась. Он не отнимал рук от моего лица, а его дыхание было прерывистым.

– Мы же договорились, – тихо сказала. – Зачем ты все усложняешь?