Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века

– Но мне кажется, что их требования справедливы… Каждый должен получать жалованье своевременно, ведь им надо на что-то жить.

– Семей янычары не имеют, питаются они за счет казны. Если вовремя не получат жалованье – ничего страшного не произойдет.

– Я… я думаю…

Нет, говорить об этом не стоит. Она просто соберет янычар и выйдет к ним сама…

– Ай! – Она вскрикнула не столько от боли, сколько от неожиданности, хотя и больно было тоже: сильные пальцы мужа сжали ее запястье, словно клещи.

– Я вижу, о чем ты думаешь, – прищурив глаза, тихо сказал он, и этот тихий тон был хуже самого громкого крика. – Не смей. Никогда не смей лезть в то, в чем ты ничего не понимаешь.

Он отпустил ее руку, развернулся и вышел из комнаты. Хюррем терла запястье и думала: а знает ли она мужа? Родила двоих детей и, кажется, станет матерью третьего – она еще не была уверена до конца, – только-только почувствовала… что? Что может делать что хочет? Что муж считается с ней? Считается. Но…

Если бы он был тряпкой, она могла бы делать что считает нужным. А могла бы она полюбить – тряпку? Нет, но…

Но она решила, что будет стараться что-то изменить.

Ну что же, это не повод отказываться от своих идей. Только действовать нужно будет более тонко: не переть напролом, а, продумав, что бы она хотела сделать, тщательно аргументировать это мужу.

Глава 16

«Янычарский бунт» так и не состоялся: когда вооруженная толпа добралась до Топкапы, выяснилось, что султана во дворце нет: он неожиданно отплыл в Дарданеллы.

Хюррем, трясясь от страха, сидела в своей комнате, прижимая к себе маленьких Михримах и Ильяса. Сулейман, как ей казалось, не сделал ничего, чтобы оградить семью от разъяренных янычар, разве что – поставил возле входа в ее покои людей Хасана, которых было всего-навсего восемь: больше Хасан пока не подобрал.

Правда, по ковру храбро маршировал крохотный Ильясик, размахивая игрушечной сабелькой, и заявлял, что убьет любого, кто только посмеет обидеть его маму. Честно говоря, восемь янычар и сам Хасан против нескольких янычарских ортов – не намного серьезнее, чем малыш Ильяс со своей деревянной игрушкой.

Но никакого штурма дворца не случилось. Волна, накатившая на ворота, точно так же и отхлынула, когда стало известно, что Сулеймана во дворце нет.

Через короткий промежуток времени площадь перед дворцом была пуста.

– Они ушли, – сообщил Хасан.

Хюррем могла только кивнуть в ответ – на большее у нее просто не было сил.

– Они не вернутся, – уточнил Хасан.

Да, наверное, они не вернутся. И, наверное, муж знал, что делает, когда покинул их тут, одних. Однако она спокойнее чувствовала бы себя, если бы он был рядом. Он поступил правильно – с политической точки зрения, но она чувствовала себя преданной.

Через несколько дней она узнала, что янычары бросились следом за Сулейманом: погрузились на галеры и поплыли за султаном. Они вели себя как дети, ревнивые дети; Хасан «в лицах» рассказывал, как они плакали и рвали на себе волосы, требуя от Сулеймана не только и не столько оплаты за три года, но и – чтобы он вернул им свое расположение.

Она улыбалась Хасану, играла с детьми, была приветлива как никогда со служанками и с ужасом ожидала возвращения мужа. Впервые за все эти годы – с ужасом! Она не представляла, как будет смотреть ему в лицо. В лицо человека, который оставил ее одну в момент опасности.

В ней одновременно зрело два решения. Первое – высказать мужу все, когда он вернется; потребовать развода – это, конечно, смешно, но… Но хотя бы пускай знает, что она о нем думает!

А второе… Второе решение было более глобальным. Он оставил ее в трудный момент. Он о ней не подумал. Она… она не станет думать о его родине. Она будет делать то, что считает нужным, но таким образом, чтобы он даже не знал, что происходит.

Правда, если Сулейман узнает о том, что она что-то делает за его спиной, ее ждут большие неприятности. В лучшем случае – высылка, как получилось с Махидевран. В худшем…

Но Сулейман не появлялся; ей передали довольно сухое письмо, в котором сообщалось, что муж отправился на охоту, и ни слова о том, когда он вернется.

Ну и ладно. Раз он так – тем легче ей будет выполнить свое решение.

Она велела вызвать Хасана.

Придумывала ему задание, а сама мучительно размышляла: как же поступить?

Расшатать Великую Порту? «Взорвать» ее изнутри? Она почему-то была уверена: если захочет – сможет. Но… испортить будущее страны, которая стала родиной для ее двоих детей и вскоре станет родиной для третьего? Страны, в которой жить ее детям?

Ну уж нет.

«Помирить» Турцию с Россией? В России сейчас правит Василий Третий, отец Ивана Грозного. Это, пожалуй, и все, что она о нем знает. Эх, мама, мама, тебе надо было драть свою дочь и заставлять ее учить историю!

Василий Третий… Он… Ах да, Василий Собиратель. Объединитель русских земель. Он присоединил Псковское княжество, Рязанское и Новгородское.

Она понятия не имела, как эти знания все-таки сумели всплыть. Видимо, то, что мама пыталась вдолбить в голову непутевой дочери, где-то отложилось и вспомнилось в стрессовой ситуации.