Зовущие небеса (СИ)

Завершив работу над курсовым проектом, Аня спустилась в свой запасник, выбрала последнюю авторскую копию триптиха. В последний раз глянула, байковой тряпочкой вытерла пыль и вынесла пред очи подруги.

- Анечка, да что же это тако-о-ое! - завыла Таня по-бабьи. - Как можно эдакую красотищу в подвале держать! Да этот вариант даже лучше прежнего. Вон, на боковинах какие красивые прозрачные церкви, золотой крест на горизонте - не было же этого! Эх, Анька, завидую тебе, знаю, что плохо, но завидую белой завистью. Ничего даже близко у меня не получится ни в жисть. А ты, дуреха, в подвал ее... Короче, забираю и несу в художку. Всё, и не возникай! Я там еще арбуз не доела, можно с собой прихватить?

На празднике Дня города играла музыка, толпы нарядных горожан танцевали прямо на улицах, пели песни. С лотков продавали бутерброды с осетриной и чешское пиво - всё местного производства, правда, появлялось это богатство на прилавках только по большим праздникам. На центральной площади построили сцену с тремя павильонами для важных гостей. Пригласил на сцену Аню сам глава администрации. Звонким, хорошо поставленным голосом комсомольской активистки, Аня поздравила горожан с праздником и пожелала художникам и спортсменам творческих побед. По тому, как ей рукоплескали, как кричали во всё горло подвыпившие горожане, можно было понять, что ее не забыли, ее ценят и любят.

После выступления Аню пригласили в павильон, угостили шампанским. Девушка была нарасхват, её поздравляли, хвалили, целовали-обнимали, приглашали в круиз по реке... Наконец, за тонкими стенами павильона раздался протяжный гром - это рок-группа взяла первые аккорды на гитарах. Руководство несколько ошалело, и Аню оставили в покое. Она было направилась к выходу, но тут на ее плечо легла большая теплая рука, пахнуло дорогим парфюмом. Девушка оглянулась - ей улыбался самый красивый мужчина из числа руководства города.

- Разрешите представиться, Анечка, - он изящно поцеловал даме ручку, - Лаврентий Маркович, для вас, милая барышня, просто Лаврентий.

- Очень приятно, - вежливо протянула дама, слегка присела, обозначив книксен.

- Позвольте пригласить вас в мой кабинет, там гораздо тише и уютней. У меня есть к вам очень важный разговор. Возможно, он вас заинтересует.

Девушка выпила два бокала шампанского, очень вкусного и прохладного, голова слегка кружилась и всё было нипочём. Девушка устала от одиночества, напряженной работы и учебы, грубости и сквернословия парней. А тут аристократ, красавец-мужчина, с бархатным баритоном, от него так головокружительно пахло изысканным одеколоном... А какой у него кабинет! На полу персидские ковры, стены затянуты натуральной кожей, потолок из красного дерева. Из скрытых динамиков, буквально отовсюду, льется приятная музыка, кажется, Рафаэлла Кара. В углу кабинета, на столе для гостей выстроились в ряд бутылки чего-то очень выдержанного, в хрустальных салатниках - крабы, икра черная, красная и золотистая; под серебряной сферической крышкой оказалась горячая солянка, алая с лимоном и черными маслинами; большая тарелка с ветчиной, салями и пятью сортами сыра... У девушки рот непроизвольно наполнился горьковатой слюной - она с утра ничего не ела.

- Я подумал, вам будет не лишне отобедать, - пропел обволакивающий баритон, - в моем ненавязчивом обществе. Не стесняйтесь, Анечка, угощайтесь, от щедрот божественной Италии. Я за ними присматриваю от имени администрации.

- А эти картины на стенах... - весело жуя и хлюпая, начала было Аня.

- Да, да, конечно, подлинники. Это Дали, это Модильяни, а вон там - Клод Моне. Попробуйте это Бароло - "король вин и вино королей".

- Послушайте, Лаврентий, - Аня стояла у подслеповатого женского портрета Модильяни с бокалом красного королевского вина, раскачиваясь в такт песни "Фаталита" Рафаэллы Кары, - ведь это стоит огромных денег!

- Поверьте, Анечка, самое дорогое здесь - это ваша молодость, красота и талант.

Голос раздавался откуда-то сзади-снизу и слегка подрагивал, как бывало у Лешки Штопора, когда он объяснялся в любви. Аня замерла, боясь обернуться, предчувствуя нехорошее. Большие загорелые волосатые руки в белоснежных манжетах легли на талию девушки, сверкнули золотые часы и два перстня.

- Прошу вас, не надо, - прошептала она, сухими губами. Вздохнув и выдохнув, она все-таки развернулась и увидела то, чего меньше всего хотела: мужчина, сбросив пиджак, в рубашке стоял на коленях и умоляюще глядел девушке в глаза. Она отступила на шаг, руки мужчины упали, поболтались, не зная куда приткнуться и поднялись в умоляющем жесте католической монахини.

- Я себе до конца жизни не прощу, если не объяснюсь. Умоляю, выслушай меня, умоляю!..

- Лаврентий, ведь Кирилл - ваш сын?

- Да! А что, этот недоумок успел тебя обидеть? Я его!..

- Успел... Но он-то хоть целый спектакль устроил. Подделывал почерк моего любимого автора. Столько интриг наплел, сколько работы юноша проделал! А вы, заманили в свой кабинет, напоили...