Зовущие небеса (СИ)

Ночь прошла беспокойно. Игорю и раньше приходилось испытывать на себе нападения. Запомнилось особенно первое, неожиданное, поэтому жестокое. Среди ночи тогда ему почудилось, что на кровать присел тяжелый черный дядька и навалился на него своей тушей. На всю жизнь он запомнил парализующий страх и близость безжалостного зла. Он вспомнил, что враг больше всего боится слов Иисус и "прости" (или помилуй, что одно и то же). Он из всех сил напрягся, чтобы выдавить из горла имя Сына Божия, но оказалось это не так просто. На губы словно легла черная жесткая рука и давила, давила, не позволяя выдохнуть слово Иисус. Ему тогда показалось, что эта изнурительная борьба продолжалась много часов, он был уверен, что пришла смерть и вот сейчас он задохнется от нехватки воздуха. Но вдруг имя Божие громко произнеслось, прозвучало − и всю черную нечисть мгновенно унесло сильным порывом ветра.

В ночь затвора беспокойство происходило мягче, видимо молитва старца помогала преодолеть искушения. Такого классического нападения не произошло, а просто двигались черные тени, слышались угрожающие голоса, насмешки, издевательства, приглушенный грохот и сквернословие за окном. Зато как чисто жила в гортани и в груди, как мощно охраняла Иисусова молитва! Вспомнился диалог из Святых отцов: "Отче, кто вас обучил самодействующей Иисусовой молитве?" − "Бесы". Когда человек один на один с нечистью, нет ничего сильней, чем сосредоточенная Иисусова молитва. Так, за четками, поклонами, возжжением свечей почти незаметно пронеслась первая ночь затвора.

Утро застало его за вычитыванием монашеского молитвенного правила. В полдень опять со скрипом доставлялась ему трапеза, только сон на этот раз не свалил его на пол. Зато акафист Покрову Богородицы и следом − Иисусу Сладчайшему − взбодрили и заставили вспомнить о близких, чтобы помолиться о них. Протекла перед мысленным взором череда людей − старых и молодых, близких и дальних, добрых и злых, но особенно задержалась молитва на именовании протоиерея Георгия, Елены и Анны. Он вдруг увидел как бы сквозь мутное стекло одного за другим: священника в храме на служении, бабушку Елену в раю, Аню − в незнакомом месте, где ее обступали черные люди с нечистыми намерениями.

Молитва за Аню разгорелась как факел, свет от сильного огня прорвал мутную пелену, и он оказался поблизости от Ани и ее окружения. Нет, он не имел возможности взять девушку за руку и увести прочь от похотливых брюнетов − туда перенеслась только его душа, но молиться он не переставал и это сообщало уверенность в том, что ему удастся защитить Аню.

Вдруг происходит нечто невразумительное. Аня поворачивается к Игорю и без малейшего удивления начинает свой рассказ со слов: "Игорек, родной! А ты чего это переполошился! Все у меня нормальненько. Вот я тебе все как есть сейчас доложу!"

Командировка в Тару, или у каждого своё "врозь"

Доктор Лектер обладал прекрасными манерами.

Это не означало, что он не убил бы меня,

если бы ему представилась такая возможность −

− одна сторона личности не исключает и других ее сторон.

Они могут сосуществовать бок о бок. Добро и зло.

Томас Харрис. Ганнибал

Итак, случился и со мной, занудой-недотрогой, веселенький момент, когда я ездила на согласование своего проекта в город Тара. Представляешь, Игорек, в Сибири есть такой город. Я как Скарлетт О`Хара поехала туда, правда не на лошади, а на лапте скоростном по реке Иртыш.

Интересное получилось приключение. Я разрабатывала проект на кабинеты, создавала интерьер для директора и так далее. Проектировала мебель тоже, вообще-то работа не особо творческая, скорее проектная.

И вот лето, красота, я тут прикупила платье новое. Я вся такая воздушная, летящее прозрачное платье в рюшках в нежных розовых розочках, на ножках серебряные шпильки, на талии серебряный ремешок, в общем, волшебно получилось.

И я, такая вся радостная, взяла тубус с чертежами, маленькую сумочку, и на своих шпилечках − на речной вокзал. Плыла я так часиков шесть, в общем, прикатила под вечер, смеркаться начинало. Конечно, предварительно был созвон, что еду, чтобы встретили.

И вот выхожу я на пристани (это условно можно так назвать) на понтон совершенно одна − и никого. Лапоть махнул мне хвостом и скрылся за горизонтом, а передо мной гора высокая и никакого обзора. Стою, смотрю на эту гору, а вокруг тишина, замерло все вокруг и я. И только мысль в голове и я ее думаю: картина Репина "Приплыли".

Ну что ж, полезла на гору, дорога сам понимаешь далеко не асфальт, и мои шпилечки проваливаются по самое не могу, но куда деваться − иду. Поднялась на гору, и вот он простор, кругом поля, стога сена и вдалеке виднеется здание из двух этажей. Поплюхала туда. Захожу, и вижу: кругом суета, тетечки бегают по коридору из кабинета в кабинет. Я им - здрасьте, девушки, а из Омску, не ждали? И знаешь, ощущение, что кто-то нажал на стоп-кадр. Все остановилось и замерло.

− Вы Аня? − У тетечек глаза навыкате, испуг, недоумение. Пауза длинная. − А Николай Иванович поехал вас встречать!

− Да уж встретил!