Зрелища

— Сюда… Вот… Полежи так… Миленький… Это правда — нельзя тебе больше одному. Я поговорю… Он согласится, послушает. Скажу, как тогда врачу, «без него не поеду» — он и послушает. Вместе поедем. Только ты меня не люби больше. Не надо. Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо… Чтобы ты меня не любил. Ты самый лучший, самый добрый ко мне, я же знаю. И тебе больно от меня, а мне от тебя — нет. Не хочу я этого. Но мне ведь ни от кого не больно — только от зала, слышишь? Милый, хороший мой… Нет, теперь уж не мешай… Я сама… Вот так… Так хорошо? Иди сюда. Пусть, пусть заражусь. Иди… Ну что же ты? что?.. Ох, какие вы все разные. Но ты все же лучше всех… Если б только… Если б ты не выдумывал так много… Не сочинял… Если бы ты…

АВТОРСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Народный театр уехал в Москву без Сережи. Он остался один на один со своей тоской и болезнью, в опустевшей квартире. Болезнь расползалась в нем все сильнее и глубже. Приехавший наконец врач поставил диагноз: менингит. И помочь было уже нельзя. Сережа умер.

Так кончалась линия Сережи Соболевского в романе «Зрелища», представленном по договору в издательство «Советский писатель» тридцать с лишним лет назад. Но издательством тогда управлял Приезжий Дед, Николай Степанович. Или его близкий родственник, или друг, или просто товарищ по несчастью всей жизни, из которой утекал привычный порядок. Смерть молодого человека в советской стране была явным нарушением порядка. Разрешить выход такого романа было невозможно по цензурным требованиям.

Автор очень хотел увидеть свое произведение напечатанным. Ему казалось, что в нем люди его поколения могут найти отзвук своих чувств, исканий, надежд. Как Лариса Петровна пыталась умилостивить жильцов коммунальной квартиры, так и автор решил пойти навстречу требованиям издательства и воскресил Сережу. Но роман, несмотря на усилия его сторонников, так и не был напечатан. И за долгие годы последовавших блужданий по разным редакциям версия с трагическим финалом где-то затерялась и пропала.

Поэтому нынешнюю публикацию в журнале «Звезда» решено было оставить без финальной главы. Часть персонажей вырвалась со страниц, захватила власть, узнала себя и зарезала роман — разве это недостаточно драматичный финал?

Читатель, обогащенный опытом прошедших тридцати лет, вправе домыслить судьбу главного героя. Сережа мог одолеть печальную нелюбовь к себе, мог вырваться из-под наваждения, напущенного на него талантливым театральным манипулятором, мог отыскать где-то свой заповедный зал с людьми, которые примут его с пониманием и оценят. Или он мог, вслед за десятками своих прототипов, спиться, сойти с ума, попасть в лагерь, эмигрировать.