Зрелость

Закрыв глаза, он прислушался. Ночью в тишине были издали хорошо слышны не только разрывы мин, но и пулеметные очереди: на высотах шел ночной бой.

Начальник оперативного отделения вернулся в десять утра. Проценко полулежал на кровати и с трудом, морщась от боли, мелкими глотками пил горячее молоко. Он отдал Васе стакан и молча выслушал доклад. За ночь положение не изменилось. Один полк, взобравшийся на высоты, утром был сброшен немцами обратно. Другой по приказу Шеповалова попробовал обойти немцев еще левее, но попал под сильный фланговый огонь и тоже не смог продвинуться.

— Что делается сейчас? — отрывисто спросил Проценко.

— Сейчас подтянули артиллерию и должны начать общую атаку.

— Можете идти, — сказал Проценко и велел Васе подать ему карту с нанесенной на утро обстановкой.

Обстановка оставалась почти той же самой, что и вчера днем, когда он уезжал с передовых. Вчера вечером и ночью Проценко волновался оттого, что не мог сам наблюдать за боем, и от нетерпения видеть свой план выполненным. Сейчас впервые в этом плане ему показалось не все таким ясным, каким представлялось вчера. Судя по всему, и Шеповалов, и командиры полков действовали согласно его указаниям, а между тем наступление задерживалось.

Он попробовал сесть и спустить ноги с кровати, но его шатнуло, и он, чуть не упав, опять опустился на подушки. Воспользовавшись минутной слабостью полковника, Вася, бывший настороже, мгновенно сунул ему под мышку термометр.

— Тридцать девять и шесть, — через несколько минут с торжеством сказал он. — А вы вставать хотите.

— А ты чего радуешься? — спросил Проценко.

— А то, что вас в госпиталь надо отвезти, вот что, — собрав все свое мужество, ответил Вася.

Проценко промолчал. Он подумал о том, что или он сегодня должен переломить болезнь, или ему действительно придется поехать в госпиталь. Так могло тянуться вчера, сегодня, но завтра он должен будет или командовать дивизией, или не находиться в ней. Он представил на минуту себя на месте Шеповалова, которого уважал и ценил, и подумал, что если он, Проценко, не будет командовать дивизией и в то же время останется в ней, то Шеповалов станет воевать хуже, чем мог бы воевать, оставшись один. Он будет все время оглядываться на больного командира и, не чувствуя на себе всей тяжести ответственности, не сумеет проявить собственной инициативы. Будь он сам на месте Шеповалова, он бы тоже чувствовал себя плохо. Поколебавшись несколько минут, он твердо про себя решил, что если до завтра не переломит болезнь, то уедет в госпиталь, сдав командование Шеповалову.

— Плохо спали, товарищ полковник? — спросил Вася.

— Плохо...

— Я вам брому дам выпить, может, заснете.

— Дай, — сказал Проценко.

Он был не прочь заснуть на два-три часа, до ближайшего донесения. У него относительно болезней были свои собственные воззрения, одно из которых состояло в том, что чем больше спать во время болезни, тем лучше и что если человеку начинает легчать, то это происходит именно во сне. С этой надеждой, проглотив две ложки соленого брома, он задремал.

Донесение пришло в три часа. Шеповалов доносил, что утренние атаки отбиты, но что он собирается, введя в бой резервы, атаковать еще раз.

— Какие будут приказания? — спросил связной командир, кладя на колени планшетку.

Но полковник вместо ответа сказал Васе:

— Дай молока.

Вася подал стакан молока. Проценко сделал несколько глотков, и ему показалось, что глотать уже легче.

— Давай сапоги, — сказал он Васе, — и пусть «виллис» готовят.

Вася знал, что возражения бесполезны, и только попросил, чтобы полковник снял компресс:

— Нельзя с компрессом на улицу.

Проценко послушно переждал, пока Вася развязал ему компресс и сделал сухую повязку, и, опираясь на Васино плечо, вышел на крыльцо. От свежего воздуха его опять шатнуло, и, поддерживаемый Васей, он поторопился сесть в машину рядом с шофером. Сзади сели Вася, связной командир и автоматчик. Машина тронулась. Через два километра они свернули с дороги влево и поехали по разбитой, ухабистой мокрой колее.

Наблюдательный пункт Шеповалова помещался в лощинке за гребешком маленького снежного холма. Отсюда была хорошо видна вся лежащая впереди длинная лощина и перед нею — тянувшиеся влево и вправо холмы, занятые немцами.

Проценко застал Шеповалова в момент, когда тот готовился отдать приказание о вводе на левом фланге в бой частей 35-го полка. Шеповалов отрапортовал ему и стоял, ожидая приказаний. Он был чисто выбрит, за что Проценко в душе похвалил его, но, видимо, очень устал. Он радовался приезду полковника, который теперь своими глазами мог убедиться, что все выходит не так, как думалось, не потому, что он, Шеповалов, делает что-то не так, а потому, что они не предугадали действий противника. Немцы, защищая этот город, дрались не так и не там, где обычно.

— Прикажете вводить в бой 35-й полк? — спросил Шеповалов.

— Нет, — ответил Проценко и несколько минут молча рассматривал в бинокль поле боя.

— Какие потери? — спросил он, оторвавшись от бинокля.