Я сделала небольшую разминку, готовясь к нырянию в холодное море. Сумку для кораллов повесила на плечо. Затем поочередно опрокинула в себя несколько пузырьков зелий: для дыхания, для зрения, для скорости и от давления. Подумав, по логике «не пропадать же добру?» я глотнула еще и говорильного зелья — того, что позволяют звуку четко распространяться под водой.
Теперь точно все готово.
Я оглянулась через плечо на солнце, медленно восходящее над Шэрхенмистой, и, последний раз вдохнув воздуха, прыгнула в воду. Очень скоро рассветный свет — и без того слабый — сменился темно-зелеными сумерками моря.
Я плыла все ниже и ниже в безмолвном подводном мире, и наконец оказалась на дне. Белый песок, редкие ракушки и множество подводных цветов. Стайки рыб сигают во все стороны, тут и там огромные валуны облеплены морскими звездами и моллюсками. Эпическая темнота, и только благодаря эликсиру я вижу все вокруг хоть немного ясно.
Согласно «Запискам благого ассасина», где-то тут должны быть руины времен Позабытой эпохи — темных веков еще до появления хранителей и драконов. Богиня Дану спускалась, чтобы изучить их, и как раз вокруг руин произрастало множество кораллов. Я отправилась на поиски, и вскоре вдалеке замаячило что-то вроде песчаной поляны, по бокам которой росли кораллы, а в центре высилось несколько дольменов.
Я уже собрала все необходимые кораллы, когда разноцветные рыбы, уже привыкшие к моему обществу, испуганно метнулись по сторонам, а вода зашевелилась чуть энергичнее, чем прежде. Не успела я осмотреться, ища причину, как ко мне беззвучно и стремительно подплыл Мокки Бакоа… Под водой его волосы шевелились, как медузы, подтянутое тело казалось сделанным из мрамора, а глаза приобрели непривычный зеленоватый оттенок. Он даже ничего не сказал, просто одной рукой вцепился мне в плечо и, развернув к себе, мрачно посмотрел мне в лицо.
— Я сказала, что нырну одна, — сглотнула я.
— А я сказал, что это очень плохая идея, — процедил Мокки. — Блёсны, помнишь? Маршрут Дикой охоты идет четко вдоль этих руин. Более того: здесь всадники любят останавливаться на отдых.
— Откуда ты знаешь?
— Принимал как-то раз участие.
Я вскинула брови.
— Ладно. Вот только сейчас рассвет ничем не примечательного вторника. Дикая охота проходит несколько раз в год и обычно по выходным. Ты правда думаешь, что нам настолько не повезет? — воспротивилась я.
— Да, Джерри, думаю. Потому что фортуна от меня без ума, — самоуверенно заявил Бакоа.
И, кажется, он был прав в этом громком заявлении… Ведь вдалеке почти сразу же раздался звук охотничьего рога.
Я посмотрела на Мокки. Мокки растянул губы в горькой усмешке, потом вдруг болезненно расхохотался, а два мгновени спустя его лицо уже сменилось холодной, отстраненной маской. Я посмотрела туда, откуда донесся звук рога. Вода там стала темнеть от поднятого песка.
Мы с Бакоа рванули в сторону группы острых скал, вокруг которых извивалось множество водорослей. Ободрав локти и колени, мы прорвались в самый центр каменного круга и замерли.
Звук охотничьего рога повторился еще пару раз, приближаясь, а затем сменился звонкими и будто неземными голосами, диковинными мелодиями, хрипением подводных коней эх-ушкье. Сквозь щели между скалами мне стало видно вереницу всадников, появившихся вдалеке.
Блёсны.
***
Кавалькада охотников выглядела так, будто сошла с полотна старинного гобелена.
Прохладные синие и зеленые наряды, развевающиеся в воде. Бледная кожа сверкает серебром в свете жезлов-фонарей, которые держат слуги, спешащие вслед за знатью на толстых рыбах. Носы и скулы скрыты дыхательными масками со множеством тонких трубок: из-за них блёсны немного похожи на призрачных кошек. В глаза втерта жгучая мазь, защищающая их от воды — из-за нее радужки у блёснов совсем черные, а белки — слегка голубые. Тонкокостные и безжалостные, на огромных мускулистых конях эх-ушкье — воплощениях смерти, в руках — гарпуны и копья.
Причудливое, странное зрелище, все в дурманной жемчужной пыльце, шлейфом тянущейся за Охотой.
Медноволосую голову блёсна, скачущего впереди кавалькады, украшал ракушечный венец. Одетый в изящный темно-зеленый костюм с широкими длинными рукавами, он был самым красивым из рамбловцев. Я невольно залюбовалась его точеным профилем, высоким лбом и гордым орлиным носом, видным под маской. Густые локоны цвета красного дерева доходили ему до плеч и слабо колыхались под водой, мягкие губы напоминали розовые лепестки.
На мелодичном дольнем языке блёсен приказал своему двору остановиться. Охотники, спешиваясь с черногривых эх-ушкье, хохотали и пели, огрызались и целовались. Слуги, сопровождавшие вереницу, стали спешно распаковывать припасы, устилать морское дно тяжелыми тканями, уставлять напитками и яствами подводного мира. Донные яблоки — медовые и сладкие; устрицы и морские ежи; зажаренные птички-ныряльщики, нашпингованные пастернаком и черемшой.
Кто-то из блёснов, почти не целясь, швырнул за скалы гарпун — и слуги вытащили из зарослей мертвое существо, похожее на дельфина. Алая кровь облачками взмывала вверх.