Зрячая ночь. Сборник

Переводы приходили. О каждом бабушка сообщала сухо, поджимала губы и уходила звенеть кастрюлями в кухню. Лиза тоже затихала, брала на руки Котика, гладила его теплое мягкое пузо.

— Если каждый месяц по переводу, Коть, то их всего сколько?

Крыс вел длинными усами, перебирал розовыми лапками, вдумчиво смотрел на Лизу бусинками глаз.

— Двенадцать! — Цифрам Лиза училась еще в садике. — Пришло три перевода, значит, осталось девять месяцев.

Задачки она щелкала, как семечки. Можно даже в уме не перебирать варианты, ответ всегда прятался где-то рядом, на самом кончике покусанного карандаша. Потому обмануть себя, что девять месяцев без мамы и папы — это мало, она не могла. Как же мало, если совсем нет? Три месяца зимы — уже вечность. Снег упадет и растает, упадет и растает, будет лед, будет метель, будет серая дорожка до школы и никакого солнца. Ярким пятном в бесконечности зимы сверкал Новый год, но что это за праздник, если мама сказала четко:

— К январю не прилетим, дорого.

Денежные задачки и взрослым давались с трудом, Лиза же их почти не понимала. Что за правила заставили маму и папу уехать далеко-далеко, за десять тысяч километров? Как обойти их? Как решить неравенство, если с одной стороны она — любимая их Лизонька, а с другой — счета за квартиру, продукты и вот те ботиночки, ты же хотела фиолетовые ботиночки, Лизонька, как же мне их купить, если здесь нам денежек не платят?

Фиолетовые ботиночки были в серебряную звездочку. Их бабушка купила на первый же перевод. Лиза ботиночки ни разу еще не надела. Смотреть, как равнодушно стоят они в коридоре, не зная, что забрали у Лизы родителей, было обидно.

— В старых похожу, — буркнула она бабушке, а та и спорить не стала.

— Правильно, побереги пока. Мало ли что.

В «прожект», как называла бабушка внезапный переезд родителей, она не верила. Поехали в даль такую, с голой жопой да на мороз. Лиза никогда не думала, что услышит от бабушки запрещенное слово на букву «ж». Но именно так бабушка и сказала по телефону своей сестре — ба Маше, слово это сорвалось с ее губ, упало на пол и разлилось противной лужей. Лиза почти видела ее в свете неяркой лампочки — фиолетовую, как ненавистные ботиночки.

Но время шло. Мама отправила три перевода, осталось еще девять.

— Вот закончится контракт, и поедем на море, Лизка, — говорил папа, прижимая ее к себе.

Она была горячая, мокрая, только из ванны. Папа застегнул маленькие пуговички пижамы, уложил под одеяло, а сам лег поверх, вытянул длинные ноги и начал мечтать.

— Море оно знаешь какое, уууу… Огромное, до самого неба, а как с небом встретится, так в ниточку такую вытягивается, представляешь?

— Это горизонт, пап. — Лиза уже засыпала, но разобрала, как папа фыркнул, сдерживая смех.

Он вообще был смешливый. Высокий, неловкий, вечно ронял очки, искал под ногами, наступал на них, чертыхался, а потом хлопал себя по губам, делая страшные глаза. Лиза хихикала. Ругаться, конечно, плохо, только папа все делал хорошо. И мама. Она тоже была высокая, папе вровень. Они вообще были похожи, а вот Лиза на них — нет. Они — длинноногие, костлявые, глаза серые, носы прямые. А Лиза получилась коротенькой, мягенькой, даже нос и тот картошкой.

— Дедова порода, — говорила бабушка и вздыхала.

Дедушку Лиза никогда не видела, он то ли умер, то ли пропал без вести, то ли ушел однажды на работу и не вернулся. Лиза иногда смотрела в зеркало, пытаясь разглядеть его в себе. Но видела только девочку с жидкими косичками. Никакого бородатого боцмана, отправившегося за приключениями в далекие страны, там не было.

— Нашла путешественника! — ахнула бабушка, когда Лиза ей нечаянно проговорилась. — Пьяница и блядун!

Этого Лиза не поняла, но бабушка так сморщилась, что все сразу стало понятно. Запрещенные слова сыпались в список, только успевай запоминать.

Сказать их все грязным потоком страшной ругани хотелось Лизе, когда мама начала собирать чемоданы, утрамбовывая в них самые теплые вещи, что были в доме. До этого момента их отъезд был страшной сказкой вроде монстра, живущего под кроватью. Но стоило маме собрать в одну кучу свитера, вязаные носки и пуховые куртки, как монстр зашевелился, вытаскивая на свет лапищи с огромными когтями.

Лиза пискнула, забилась в угол кладовки и сидела там, пока папа не забил тревогу.

— Где наш ребенок, Александра? — грозно восклицал он, заглядывая в комнаты.

Мама отмахивалась.

— Да сидит где-нибудь… Читает. Не отвлекай.

Папа ходил по коридору, громко топая, как великан из сказки про Джека и бобовый стебель. Так они играли. Лиза пряталась, папа искал. Лиза делала вид, что пугается шагов, он — что не видит голых коленок, торчащих из-под шторки. Но в тот раз Лизе и правда не хотелось, чтобы любимый папа ее нашел. Когда он завалился в кладовку, завывая и хохоча, Лиза залезла под вешалку и натянула на голову старый бабушкин халат.

Там, рыдающей в синтетических дельфинов, папа ее и нашел.

— Ну ты чего, котик, чего ты? — Он тут же рухнул рядом, колени больно стукнулись об пол. — Что за рева-корева?