Зрячая ночь. Сборник

— Это за проезд было, передайте, пожалуйста, — устало попросила бабушка. — Лиза, не устраивай цирк, успокойся сейчас же…

Путь к водителю был свободен. Стоило сделать еще три шага, попросить остановиться прямо вот тут и выбраться на волю. Но боль разгоралась в груди, набирая обороты. Сухая и горячая, как ветер пустыни. Нина дернулась вперед, заставляя ноги шевелиться — давай, давай, давай! Нужно вдохнуть мокрого вонючего воздуха автотрассы перед тем, как отключиться. Можешь выкатиться из распахнутой двери автобуса, но падать здесь не смей. Не смей, слышишь?

Нина слышала. Нина шла. Первый шаг дался еще легко. Боль просто рычала, обнюхивая Нину изнутри. На второй левая сторона тела онемела, и, если бы Нина сжимала стольник правой рукой, тот выпал бы из пальцев. На чистом упрямстве рабочая сторона потащила за собой сдавшуюся, швырнула безвольную ногу вперед, делая третий шаг. Боль уже обхватила Нину поперек, вгрызлась в живот, пережала горло, облила кислотой грудь, а теперь плясала в ней, бешено колотилась о ребра.

— Останови, — прохрипела Нина, грудью падая на спинку водительского сиденья, ехавшие к нему спиной бросились врассыпную, решив, наверное, что Нина пьяная, к тому же, буйная, но ей было плевать. — Останови! — повторила она.

— За проезд плати давай, — зло ощерился водитель.

Рука была нестерпимо тяжелой, Нина сцепила зубы, подняла ее и сунула в водительскую ладонь стольник. Ее онемевшая кожа встретилась с ворсистой тканью перчатки. От прикосновения замутило еще сильнее, вот-вот вырвет, но автобус уже тормозил, подкатывая к обочине.

— Проваливай, — бросил ей водитель. — Семь утра, уже в дупель…

Нина его не слышала. Последним рывком она оттолкнулась от сиденья, швырнула себя в открывшуюся дверь и полетела вниз, прямо в грязь, сбивая колени об асфальт. Боль бушевала в ней, стирала границы существующего, делала мир зыбким. Нина прижалась лбом к грязной дороге. Автобус зашипел, растворяясь за спиной в небытие. Нина так спешила выбраться наружу, чтобы сделать глоток зябкого воздуха, а теперь не знала, как ей вообще дышать, если все нутро — одна кромешная, беспросветная боль. Сухая и горячая. Горячая и сухая.

Вячеслав Николаевич

На смену эту можно было и не выходить. Вячеслав Николаевич отработал положенные два через два, а теперь ему причитался выходной. Но с парка позвонили, дернули, попросили подсобить, выручи, Николаич, очень нужно.

И он, конечно, согласился. Чем больше катаешь по триста сорок девятому маршруту, тем больше шансов встретить Даму. Вячеслав Николаевич даже в мыслях называл ее именно так, с большой буквы. Вспоминал, как красиво выбивалась из-под шапочки накрученная прядь, аккуратный шовчик на перчатке тоже вспоминал, и глаза… Глаза у Дамы были необыкновенные, такие только на фотографиях в журналах бывают — голубые-голубые, а у зрачка темнеют в синеву. Этими глазами она смотрела на Вячеслава Николаевича спокойно и прямо, совершенно не кокетничая, а он не знал, куда себя деть от жара, затопившего лицо. Чуть в столб не въехал, идиот старый.

Не старый, конечно, всего три года как разменял шестой десяток. Но она помладше будет, на вид не больше сорока пяти. Высокая, спина прямая, дубленка приталенная, светлая с пушистым воротничком. А в руках сумочка, почему-то зеленая, совсем неподходящая к наряду. Дама этой сумочкой взмахнула, чтобы автобус остановить. Между остановками тормозить категорически запрещено. Вячеслав Николаевич даже скорость набирал, если видел на обочине голосующего, злорадно думал, мол, я тебе не такси, не надейся даже. А тут остановился. Сразу рассмотрел и фигурку ее ладную, и как она уверенно стояла у края дороги, не смущаясь, но и не требуя. Красивая все-таки женщина, это он понял, стоило ей войти в салон.

— Спасибо, — сказала Дама, голос низкий, обволакивающий. — На остановку я бы не успела за вами.

Там и правда было метров семьсот еще, а следующий рейс через двадцать пять минут.

— Вы присаживайтесь, — бросил он через плечо и кивнул на свободное место перед собой.

И это тоже было нарушением. Место следовало сохранять для сменщика, да только в парке их на один маршрут вдвоем не отправляли, так что сиденье пустовало. Почему бы не предложить его красивой женщине?

Дама села. Аккуратно поставила на колени сумочку, сняла перчатки, тут Вячеслав Николаевич и разглядел шовчик, сразу зауважал незнакомку — экономная, хозяйственная, молодец какая.

— Мне пристегнуться? — Пока он рассматривал ее колени, оголенные чуть задравшейся юбкой, Дама оглядывалась в поисках ремня.

Вячеслав Николаевич покраснел, глупейшим образом шмыгнул носом, бросил руль и поспешил ей на помощь.

— Где ж ремень-то? А, вот! — Отыскав его на ощупь, потянул на себя, перехватил им Даму и щелкнул замком. — Вот так…

Она ахнула, глаза стали большими, в половину лица.

— Что же вы на дорогу не смотрите?