Решить-то легко, а как взять да отказаться от маршрута, если он — единственная ниточка, что с Дамой связывает? Целыми днями Вячеслав Николаевич ломал над этим вопросом голову, пока руки крутили руль, ноги жали на педали, а голос напоминал пассажирам оплачивать проезд.
Что там творится в салоне, Вячеслава Николаевича интересовало мало. Не дерутся и хорошо. А дерутся, так их проблемы. Лишь бы платили. За спиной постоянно раздавались недовольные возгласы, то места кому-то не хватило, то уступить нужно, то занять, то подвинуться, то передать. Если каждый раз оборачиваться, ехать будешь до первого столба. Но пересчитывать вошедших Вячеслав Николаевич не забывал. Сколько вошло, столько и оплатить должно. Никого в подарок возить он не собирался. Может, только Даму, когда отыщется.
— Передавайте за проезд, — в очередной раз бросил он через плечо, везя народ по коронному своему триста сорок девятому маршруту.
И потекли денежки. Мелочь, стольники, со сдачей, без сдачи, за троих, пожалуйста, только за одного, с пяти тысяч разменяете? Одной рукой Вячеслав Николаевич держался за руль, второй собирал плату, и вот ее-то и нужно было держать в перчатке. Примета плохая: когда деньги чужие руками берешь, своих не будет. Всегда перчатку в кармане таскал, а тут забыл. Подумал-подумал, полез в бардачок, достал ту, заветную, осторожно руку в нее засунул, прислушался к себе. На сердце сразу стало тепло и беспокойно, вот сегодня они с Дамой точно встретятся! Это ж знак!
Пока подсчитывал монетки, все думал, как бы поскорее отделаться, чтобы поворот не пропустить, до него рукой подать, а он все возится. Как назло, плата не сходилась, зашли семеро, а заплатили только шестеро.
— Кто не передал? — Раздражение закипало внутри. — Дальше не поедем, пока не передадите!
Останавливаться на маршруте было нельзя, только лучше правила нарушить, чем перемахнуть тот самый поворот и зеленую сумочку на нем. Но по проходу уже шли оплачивать, и Вячеслав Николаевич успокоился. Сейчас-сейчас, разберется с этим, а там она! Точно она! Сердце вон как колотится, значит, она!
— Останови! — Какая-то девка со всей дури впечаталась в спинку его кресла. — Останови!
Вячеслав Николаевич обернулся: девка была помятая, глаза бешеные, губы пересохшие, смотреть страшно.
— За проезд плати давай. — Его даже передернуло от отвращения.
Мятая бумажка мелькнула в воздухе, опустилась в протянутую ладонь. От прикосновения пальцев этой мерзкой девки к перчатке, помнящей совсем другую, чистую, опрятную ручку, стало тошно. Вячеслав Николаевич резко затормозил, сворачивая к обочине. Двери автобуса расползлись.
— Проваливай, — буркнул он, отворачиваясь. — Семь утра, уже в дупель…
Девка вывалилась из автобуса и кулем упала на землю. В салоне кто-то охнул, но выбираться и помогать ей не стали, Вячеслав Николаевич закрыл двери и потихоньку вернулся на маршрут. До поворота оставалось всего ничего, метров пятьсот, нога сама нажала на газ, автобус поехал быстрее.
Еще чуть-чуть, буквально две минуты, и он ее увидит. Точно увидит. Сердце бешено колотилось. Так и до инфаркта недалеко. Рука в перчатке продолжала сжимать смятый стольник, Вячеслав Николаевич положил его на полочку у лобового, стянул перчатку и осторожно спрятал в бардачок. Взял купюру голыми пальцами, чтобы сунуть в пачку к остальным. Сделал вдох, сделал другой. И только потом позволил себе посмотреть вперед.
На повороте стояла Дама. Светлая дубленка с меховым воротником, сапожки и зеленая сумочка. Радость волной накрыла Вячеслава Николаевича, руль вильнул в сторону от того, как затряслись руки, автобус продолжал набирать скорость, еще чуток, и можно тормозить. А там двери разъедутся, Дама войдет и сядет рядом.
Что говорить ей, что вообще дальше будет, Вячеслав Николаевич не думал. Слишком уж билось сердце, быстро-быстро, больно-больно. Рука, держащая руль, обмякла, вторая продолжала укладывать смятый стольник, пальцы жгло, боль бежала вверх по запястью, через плечо к груди, заполняла ее колючим битым стеклом.
Вячеслав Николаевич вытянул шею, дернулся, опрокинул банку с мелочью, прижал ладонь к груди. Сердце билось все быстрее, теперь все тело пульсировало ему в такт. Только тела Вячеслав Николаевич больше не чувствовал. Ни руку, уводящую руль по страшной дуге в сторону, ни ногу, продолжающую давить на газ, ни сердце, готовое разорваться. Он ничего не чувствовал, даже боли, легкое недоумение только, почему автобус не тормозит, если на повороте стоит она — Дама его сердечной болезни.
Зеленая сумочка была последним, что видели его глаза, тонущие в багровом мареве. Голова Вячеслава Николаевича со стуком ударилась о руль. Автобус с трудом вписался в поворот и скрылся за ним, все продолжая и продолжая набирать скорость.
Зеленая сумочка опустилась. Дама пожала плечами под меховым воротником и стала ждать следующего автобуса. Двадцать пять минут, конечно, жалко, да что поделаешь, не к остановке же идти.