Зрячий

Проходя по школьному коридору, лавируя среди мельтешащей детворы и раскланиваясь с господами учителями, вы сразу и без труда определите психологов. Это сплошь мужчины, все как на подбор невысокого роста, в неброской одежде, невзрачной внешности, но с мягкими манерами и улыбчивыми лицами. Они часто и охотно кланяются, никому не перечат и никогда не конфликтуют.

В то же время психологи чаще учителей встречаются с детьми: с младшими играют, со старшими беседуют, находят общий язык, даже дружат и ищут, выявляют, отсеивают из общей массы детей с повышенным чувственным фоном. У них есть критерии, которые позволяют точно определить у ребенка сенситивные возможности, и даже шкала, способная ранжировать выраженность этих возможностей.

Все это я узнал много позже, будучи уже курсантом Академии, а в приютской школе у нас был господин Батлинг. Я хорошо помню его лисью мордочку и вкрадчивый тихий голос. То ли квалификация Батлинга оставляла желать лучшего, то ли находить юные дарования действительно непросто, но никаких способностей школьный психолог у меня не определил.

Судьба ребенка, взятого на заметку, тоже может быть разной. В любом случае об этом сообщается родителям. Аристократы могут в будущем выбирать — стоит ли их чаду связывать свою жизнь с Агентством. Такой выбор делают очень немногие, и высокородных операторов в нашей системе единицы. Гораздо чаще титулованную особу, как и в нашем отделе, можно встретить в рядах администрации или экспертов.

Из людей простого сословия многие соглашаются отдать детей в обучение. Почета и уважения тут не заработаешь: люди операторов недолюбливают, и сенсы чаще ведут замкнутый, уединенный образ жизни. Но вот обеспечены сотрудники АСА очень неплохо и получают по выслуге лет хорошую пенсию. Это привлекает многих, и дети из бедных семей часто попадают на учебную скамью.

Пример — Жан Клод и Яков Патока. Оба оказались в Академии в пятнадцать лет. Жан Клод почти год как работает после пятилетнего обучения и стажировки. Патока стажируется после трех лет учебы. Срок обучения у всех разный, и определяет его только Наставник. Чем короче срок, тем способнее ученик. Если исходить только из этого критерия, Патоку ждет успешная карьера.

Из приютов пополнять ряды курсантов еще проще. Там брать согласие не у кого, сообщать некому, ребенка сразу переправляют в специальный лагерь и после короткого карантина приставляют к нему Наставника. Вырастают операторы, которые до поры даже не догадываются, что могли бы стать учителями, военными или дворниками. Впрочем, учитывая невеселую статистику, согласно которой большинство приютских пополняют собой банды Капиталлы, можно считать способности этих детей истинно даром божьим.

Со мной всё получилось не так. Родителей я не знал, сколько помню себя, отца с матерью заменяли воспитатели приюта Святого Мартина. Отсюда и имя, в нашем приюте Мартинами звали больше половины мальчишек. Воспитатели были не грубыми, били редко и еду у воспитуемых не воровали, что случалось довольно часто в других приютах. Так что грех жаловаться мне на тяжелое детство.

Рос как многие другие мальчишки: не хныкал, не просил и не очень верил окружающим людям. Как все учился в приютской школе, проскочил мимо недреманного ока господина Батлинга и в пятнадцать лет получил путевку во взрослую жизнь — направление на Биржу труда, которое до поры должно было заменить мне паспорт, а в придачу казначейский билет в пять крон. Но воспользоваться этой путевкой мне не довелось.

Так случилось, что, покинув гостеприимные стены приюта, давшего мне свое имя, по пути на Биржу я заметил уличных картежников. Двое мальчишек моего примерно возраста сидели около Рынка и катали зевак в блек-джек. Один метал карты, второй собирал деньги. Ощущая в кармане приятное похрустывание ассигнации, я подошел и стал наблюдать за игрой.

Надо сказать, что в то время я считал себя опытным картежником. В приюте развлечений было крайне мало, и все сверстники увлекались игрой в карты и кости, но блек-джек стал для меня новостью. Достаточно быстро разобравшись в стиле и манере игры, я решил попытать счастья.

Как всегда это бывает, вначале мне дали несколько раз выиграть, а потом незаметно вытянули все деньги — и выигранные, и собственные. Попытка восстановить справедливость привела к тому, что мальчишки брызнули в разные стороны, и я рванул за одним из них. Как забежал на задние дворы Рынка, в тупик, в пылу погони я не заметил. Малолетний картежник юркнул в какую-то малоприметную щель, а я в тот же миг получил такой удар по голове сзади, что свет в глазах померк.