— А Тайная полиция — карающий меч или надежный щит Республики? Эти грани порой едва различимы, и вряд ли найдется человек, способный четко разграничить два лика единого. А операторы — недреманное око Республики! Не так ли, Зрячий?
— И двуединство предполагает использование целого и так, и этак? — не поддался я.
— Возможно, но мне об этом ничего не известно. Я всю жизнь работаю с молодежью, учу несмышленышей, кую кадры… — Учитель благодушно улыбнулся.
— А я был способным учеником?
— Вне всяких сомнений, Мартин! Именно поэтому я не дергаю тебя часто на положенные встречи. Не беспокою, не отрываю от дел…
— Если мне дадут неожиданное и крайне непростое задание, вы поможете мне советом?
— Какие могут быть вопросы, дружок! Всем, чем только смогу… А тебе дали такое задание?
— Да, Учитель. Мне поручили очень ответственную и… — я слегка замялся, — опасную работу.
— Не интригуй меня, Мартин. — Наставник ослепительно улыбнулся. — Что же это?
— Принудительное построение вектора и навязанное поведение, — негромко сказал я.
Наставник продолжал улыбаться, но улыбка утратила всю свою лучезарность, а через миг взгляд стал холодным и острым. Он потянулся за трубкой и начал набивать ее табаком.
— Слушаю тебя, оператор.
Синие клубы дыма крепкого трубочного табака поплыли по кабинету. С позволения хозяина я тоже достал папиросы.
— Ты действительно был очень способным мальчиком, — задумчиво произнес Учитель, попыхивая трубочкой. — Учитывая, что поступил на обучение в двадцать один год…
— Когда мы с вами встретились, двадцати одного мне еще не исполнилось.
— Исполнилось вскоре после встречи… Оставь, Мартин, в такой дотошности сейчас нет необходимости.
— Вы сами учили меня точности.
— Это правда, но не перебивай меня. Так вот, всё равно это поздно. Обучение на сенса нужно начинать не позднее чем в пятнадцать-шестнадцать лет: лучше усвояемость, способности раскрываются полнее, не мешает жизненный опыт, называемый здравым смыслом. Скажу тебе по секрету, сейчас рассматривается возможность набирать детей более раннего возраста. Можно создавать интернаты и ковать кадры не спеша, нацелившись на тонкую специализацию операторов. Ребенок верит в чудо. То, что взрослому приходится многократно объяснять и доказывать, в чем его надо убеждать, ребенок способен воспринять на уровне игры. Если он тебе верит, то примет и правила игры.
— И дети эти, конечно, будут из приютов? Где же еще можно безнаказанно набрать малолеток? — невесело усмехнулся я.
— Ну-ну, не принимай близко к сердцу, дружок. В конце концов, тебе лучше многих известно, что судьба оператора АСА не худшая доля для воспитанника приюта. Порой даже самое благоприятное из того, что может с ним случиться. Но это в проекте, а нынешняя система подразумевает возраст от тринадцати до пятнадцати. В среднем. Ты появился в моем классе гораздо позже, но я как-то сразу поверил в тебя. В жизни каждого учителя бывают такие моменты. Каждый из нас втайне мечтает о блестящем ученике, который перевернет мир. Пусть даже это будет мир информации.
Нечасто увидишь Наставника задумчиво-неторопливым, без всегдашнего напускного благодушия и притворной наивности. И это уже третья его ипостась. Я рассказал ему о Корге (которого он знал) — и увидел Учителя встревоженным. Передал рассказ Стацки — передо мной предстал Учитель удивленный. Поделился своими мыслями и выводами — и Наставник, задав несколько скупых вопросов, глубоко задумался.
Теперь он рассуждал вслух, вспоминал былое:
— Ты прошел базовый курс за два года и три месяца — рекордный срок для наставляемого. Никто быстрее не справлялся с этой задачей. Да к тому же имел уже почти готовый финт, что тоже редкость. Не зря я целый год гонял тебя в балетную школу, к старому пьянице Буше. А потом еще год на уроки фехтования к Маркизи, хоть ты и сердился на меня за это.
— Вы сразу предполагали для меня определенный финт? — поразился я.
— Нет, — покачал блестящей лысиной Наставник и поправил треснувшее пенсне. — Никто не может угадать финт оператора. Это не в силах даже самого лучшего Наставника. Но я видел, что тебе это нравится, это — твое. Цыгане постарались?
— Может быть, Учитель. Я и сейчас с нежностью вспоминаю табор…
— Прекрасно, дружок, прекрасно. Я рад, что мы с тобой не ошиблись, — все-таки «мы», старый хитрый лис. Но Учитель продолжал: — Ты говоришь, Ворон… Нет, я его не знал. В те времена еще не существовало института наставничества. Я занимался другими вопросами, операторы учились сами кто во что горазд. Были только кураторы от Тайной полиции, но та́йники не лезли в профессиональные вопросы операторов. Лишь следили за секретностью и требовали результатов. Стацки за это их очень не любил…
Учитель улыбнулся каким-то своим воспоминаниям и раскурил потухшую трубку.