У меня сжалось сердце. Его голос звучал вполне дружелюбно, и в нем не было ни намека на сарказм. Говоря «романист», он наверняка не имел в виду ничего дурного. Но два наших мира разделяла дистанция планетарного масштаба, и я хотел одного: чтобы капитан как можно скорее сменил тему и оставил в покое мою книгу, о которой сейчас расспрашивал.
— Так это психологический роман или исторический?
— Это про групповой секс, — пришел на помощь Лэйси.
В 1951 году, да еще с незнакомыми людьми и в смешанной компании, такая фраза звучала весьма вызывающе. Капитан сдвинул брови, его жена снова вспыхнула, и на минуту показалось, что добродетельный дух Южной Баптистской конвенции осуждающе глянул на нас с небес. Молчание нарушил мелодичный голос, обратившийся к Лэйси на безупречном французском.
Затем он повернулся, и я был представлен Полу Мариотту, подполковнику корпуса морской пехоты США.
— Так вы и есть тот писатель, о котором говорил мне Лэйси? — спросил Мариотт приветливо.
Судя по произношению, он вырос в Виргинии.
— Забавно, что теперь у нас появился свой литератор. Это добавляет чуточку разнообразия; надеюсь, нам теперь будет о чем поговорить... Джентльмены, позвольте вам представить — мой сын Майк.
' Добрый вечер, добрый вечер, старина. Как дела? Где вы были? Я везде вас искал. Вы тут уже давно?
Обычно мне кажется манерным, когда люди общаются по-французски без особой необходимости, но Лэйси и подполковник говорили так свободно — подполковник, на мой слух, практически безупречно — и одновременно с оттенком иронии, что это выглядело веселой игрой. Что касается полковника, я не мог отвести взгляд от его наград и нашивок: если награды достаточно высокие и присутствуют в изрядных количествах, их блеск не бросается в глаза и не затмевает лицо владельца. Впрочем, наибольшее впечатление производили не значительные награды («Военно-морской крест» и «Серебряная звезда» — каждый из этих орденов свидетельствовал о подвиге, требующем невероятного мужества, — и вдобавок орден «За боевые заслуги», а также медаль «Пурпурное сердце» со звездами, обозначавшими ранения), а яркий коллаж из наградных лент за участие в различных кампаниях и экспедициях, указывавших, что их обладатель с юных лет был связан с морской пехотой. Я понимал, что передо мной абсолютный профессионал. Полковник Мариотт выглядел на сорок с небольшим, и это лишь усиливало несоответствие между его светскими, утонченными манерами и жизнью, целиком и полностью посвященной воинской службе. Интересно, как Пол Мари-отт
сумел среди боев и походов найти время, чтобы в совершенстве овладеть иностранным языком и стать знатоком и ценителем прекрасного?Я обменялся рукопожатиями с сыном полковника — юношей лет восемнадцати, очень похожим на отца. Если бы не очевидная разница в возрасте, он мог бы сойти за его бра-та-близнеца. Как и отец, Майк был среднего роста, атлетически сложен (хотя и не производил впечатления груды мышц), с такими же, как у отца, коротко стриженными соломенными волосами и глубоко посаженными внимательными глазами на четко очерченном лице. Несмотря на внешнее сходство, он не собирался идти по стопам отца. Пока Лэйси с полковником болтали, я спросил его, намерен ли он стать профессиональным военным. Не знаю, почему я задал такой вопрос, — возможно, тут сыграло роль необычайное сходство между отцом и сыном.
— Конечно же, нет, — ответил он негромко. — Я не хочу убивать.
От этих слов у меня волосы на голове зашевелились: я был потрясен его прямотой, в которой не звучало ни злобы, ни раздражения. Майк казался расстроенным, немного встревоженным. Переведя разговор на другую тему, я узнал, что он учится на втором курсе университета Северной Каролины и по окончании получит диплом архитектора. Неожиданно по его губам скользнула улыбка:
— Уж лучше хот-догами торговать, чем служить в морской пехоте. Если меня призовут в армию, я пойду в авиацию.