В европейском общественном сознании в конце V века категориальный аппарат венчают первостепенные понятия: «зрительный образ» и «символ». Вершиной изобразительного искусства в ракурсе проблемы выражения трансцендентных сущностей становится зрительный образ, икона. В этом деле искусству иконописи не было равных. Исследуя это творчество, российский академик Б. В. Раушенбах обратил внимание, что «по представлениям того времени, созерцание является в известном смысле высшей формой познания <…> имеет безусловное преимущество перед логическим мышлением»[39]
. Византийская философия, обнаружив антиномию между Ratio и Логосом, противопоставила эти методы познания. Проблема выбора стратегических средств познания оказалась причиной длительных богословских и философских споров, именуемых иконоборчеством. Европейское общественное сознание в течение нескольких веков сотрясали иконоборческие споры. По сути, шла интеллектуальная борьба двух мировоззренческих традиций, двух типов мышления: зрительного и формально-логического. Догмат иконопочитания, утверждённый в 787 году на Седьмом Вселенском соборе, философски доказал и установил полномочность зрительно-образного восприятия как первоисточника знания. Западная, латинская церковь осталась на позициях отрицания истинности такого суждения, признав его иррациональным. В память об этом событии в Восточной церкви был учреждён праздник «Торжество Православия».Социокультурная парадигма восточноевропейской культуры характеризовалась нераздельным сосуществованием двух форм познания: созерцательного и формально-логического. Существенное отличие от западной традиции состояло в том, что методы рационального опыта и философского наследия использовались как вспомогательные. В византийской патристике философию провозгласили служанкой богословия, а зрительно-образное восприятие порой обретало первостепенную мировоззренческую роль.
Православие не отрицало вербальные средства трансляции знания. Более того, как вспомогательное средство применялась азбука. В контексте нашей проблематики обращают на себя внимание следующие обстоятельства. В середине IX века в качестве инструмента для проповеди появляется славянская азбука – глаголица.
Она парадоксальным образом сочетала в себе две мировоззренческие традиции. Это был и фонетический, и зрительный алфавит одновременно. Модель христианского мироустройства отразилась в зрительно-образной системе глаголицы. Глаголические буквицы по своей трансцендентной сущности – это «элементарные символы – структурные парадигмы, изображающие модели символической реальности, универсальные, и пронизывающие собой (своими реализациями) все сферы и горизонты реальности»[40]
. Каждая буквица – это графический символ неизрекаемой сакральной сущности и одновременно – фонема. Первая буква «азъ» в форме креста, обозначает «начало и конец», знак и символ Иисуса Христа, «моя онтологическая сущность», «я» и т. д. Вся глаголическая система концептуально состояла из трёх фигур: креста, треугольника и круга, как символических первоэлементов христианской иконологии.Уникальная особенность первой славянской азбуки – явление в культуре не случайное. Оно стало следствием преобладания зрительного мышления у славянских народов. К IX веку славянская общность обладала высоким уровнем декоративного искусства, во многом опережающим западноевропейские аналоги. В своих исследованиях на это указывали Б. Рыбаков, Г. Вагнер, арабские источники и т. д. Зрительно-образное восприятие в ней доминировало. Поэтому для успешной проповеди, имевшей отношение к словесной традиции, понадобилась специальная азбука, сочетавшая в себе две традиции. Когда в Западной Европе в VII–IX веках ещё господствовали «варварство и дикость», византийское любомудрие «создаёт трактаты Синайского исихазма”, где зрело и цельно представлено новое видение человека и открываются многие закономерности работы сознания, сферы эмоций, процессов интеллектуального созерцания…»[41]
. Созерцание «неизрекаемых сущностей» в православных концепциях превосходило по значимости чтение философских трактатов на Западе.