Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1

Вся онтологическая эстетика, в особенности теория образа, была уникальным явлением интеллектуальной научной сферы, выраженной в письменной форме. Один из величайших мыслителей и теоретиков концепции зрительного созерцания св. Григорий Палама писал, что для трансляции опыта постижения истины «нужно ведь и слово, причём, конечно, произносимое, а также словесное искусство, если хотим не просто хранить знание, но и пользоваться им и передавать его; нужна затем разнообразная материя рассуждений, доказательные основания и сравнения на примере мирских вещей…»[45]. Значение книжности в формировании мировосприятия древних времён было велико. Вместе с этим, как заметил немецкий социолог Макс Вебер, «чем больше религия становилась книжным учением, тем больше она пробуждала рациональное светское мышление, свободное от духовного учения»[46]. Латинская философская школа продолжила развивать идею формально-логического пути познания истины, также «черпая искусство аргументации» из того же источника – из античной традиции. Начиная со времён Платона и Аристотеля, а потом через Августина и Фому Аквинского и позднее Декарта, Лейбница и Локка, и, пожалуй, вплоть до Канта и Гегеля, разум становится одним из ключевых понятий западноевропейской философской мысли. Учение о разуме при всех различиях в трактовке понятия стало достаточно влиятельным, определившим характер западноевропейской цивилизации на многие столетия.

Даже учитывая тот факт, что современная философия знает несколько типов рациональности и «сами представления о рациональности знания вообще, научного знания в частности и в особенности, тоже начинают пересматриваться»[47], рациональность сохраняет свою конститутивность для всей западной культуры в целом. Ещё в первые века христианской культуры, когда византийская патристика развивала принципы неизречённости сакральной сущности, под влиянием учений Аристотеля и неоплатоников латинское богословие пыталось всё объяснить умом (ratio), что «часто приводило его за те рубежи, на которых восточные отцы объявляли – это тайна, которую нельзя объяснить, здесь возможно только созерцание»[48].

Проблематика актуальной бесконечности, отрицавшаяся в античной философии, становится лейтмотивом христианской философии. Вместе с тем в целом следует сказать, что христианское учение утверждается постулатом, что Бог есть актуальная бесконечность, и в силу этого утверждения – непознаваем. Вследствие Своей запредельности, Бог, как причина умопостигаемого бытия, не является, писал Дионисий Ареопагит в книге «Мистическое богословие», ставшей настольной книгой средневековых богословов.

Проблема бесконечности – предмет исследования философии Блаженного Августина. В попытке преодолеть её парадоксальность, виднейший латинский богослов рассуждает о том, что есть разум. Так, при осмотре красоты истины с помощью разума (ratio), обнаружились зрительные образы и формы. «Он нашёл их далеко худшими, – нашёл, что всё, что не видят глаза, ни в каком отношении не может быть сравнимо с тем, что усматривает ум»[49]. Анализируя видимый, внешний, мир, Августин привёл его в порядок, преобразовав эти знания в науку геометрию. Теоретически это напоминало геометрию Эвклида, – исчисляемое, логически выстроенное пространство, воспринимаемое с помощью разума и формально- логического мышления. Эту мысль потом разовьёт Декарт, следуя античной традиции, он скажет, что познание есть полагание границ и пределов в пространстве, не допуская понятие актуальной бесконечности в научный оборот.

Готфрид Вильгельм Лейбниц, возражая Декарту в активной полемике с картезианцами, проблему познания попытается решить по-своему. В письме к Мальбраншу он писал, что ваш ум, будучи конечным, не понимает бесконечного. Наш ум не совершенен, он не способен доказать того, чего мы сами не понимаем. В этой мысли немецкого философа явно прослеживается традиция античной рациональности, отрицавшей актуальную бесконечность. С античной точки зрения, в мире не может быть актуальной бесконечности, так как она противоразумна. Мир конечен, потому он рационален. Как видим, линия, берущая своё начало у платоновского Сократа, о которой уже говорилось выше, продолжилась. Платоновское «негеометр не войдёт!» стало лейтмотивом новой рациональности. Весьма смелые выводы по поводу высказываний Августина и наметившуюся за этим тенденцию разделения европейской цивилизации по признаку способов познания мира можно обнаружить в работе В. В. Савчука «Кровь и культура». Он обращает наше внимание на эту неожиданную для философии категоричность. Речь идёт о заявлении Сократа, давшее новый импульс европейской мысли. Оппоненты Сократа, как посланцы из будущего, были строго предупреждены философом. Автор намекает, что этими оппонентами были адепты восточной традиции зрительно-образного восприятия, поясняя, что им не место в строящемся «доме европейского рационализма». «Для демонстрации логической принудительности плоскости вопросов, плоскости определений и дефиниций;