Зуб дракона

Петюня был у матери уже третьим за последний год, с тех пор как я вышел из психушки. Первый, Федор, мужик угрюмый и неразговорчивый, не выдержал моих выкрутасов и ушел уже через неделю, так же молча, как и жил. Второй, которого я даже имени не запомнил, прожил и того меньше. На третий день пребывания у нас он, не прощаясь, исчез, прихватив все, что у нас было более-менее ценного. Ушел днем, когда нас с матерью не было, и даже дверь не закрыл. Наверное, для того, чтобы можно было свалить на кражу, если бы вдруг матери вздумалось заявить на него в милицию. Мать, конечно, никуда заявлять не стала, погоревала пару недель, повздыхала, а потом привела Петюню. Петюня подрабатывал на овощной базе грузчиком, иногда приворовывая, чтобы было на что выпить. Пил он крепко и все подряд. В первый же день у матери опустел флакончик с дешевыми духами, единственный подарок мрачного Федора, потом мой лосьон, и пошло-поехало. Через пару недель в доме не осталось ничего, что имело хотя бы мизерную долю спирта. Даже зубная паста исчезла, и на ее место мать поставила зубной порошок. Я сначала пытался отлупить Петюню втихаря от матери, но потом махнул рукой, поняв, что это бесполезно.

Сегодня воняло какой-то жуткой сивухой, и даже я, уже закаленный, едва не задохнулся от свирепого духа, гуляющего по квартире. Старлей, зажав нос рукой, спросил искаженным голосом у матери:

— Это ваше чадо?

Мать, смущенно краснея, кивнула:

— Мое.

Он шагнул через порог.

— Очень хорошо. Я из милиции, старший лейтенант Безуглов. Нам надо поговорить.

Мать переполошилась:

— А что случилось?

Старлей, видимо, попривыкнув, отпустил ноздри и своим обычным голосом сказал:

— Пока ничего. Где мы можем поговорить?

Мать засуетилась, побежала на кухню, приглашая его пойти следом.

Он прошел, сел на обшарпанный табурет, брезгливо отодвинул от края стола объедки селедки и выложил на стол мой "Терминатор".

— Вот с этой игрушкой ваш сын приходит в магазины и требует денег. Он у вас правда… болен?

Мать торопливо подтвердила.

— Правда, правда, вы не сомневайтесь. У него и справка есть.

Она суетливо выскочила из кухни и вернулась с моей справкой.

— Вот. Он и в больнице психиатрической полтора года пролежал.

Она шваркнула меня полотенцем по спине и заголосила:

— Что ты опять натворил, ирод проклятый! Жизни из-за тебя не вижу!

Меня так и подмывало заорать, что жизни она из-за своих хахалей не видит, но вместо этого я скорчил плаксивую рожу и жалобно захныкал:

— Больно, мамка, больно. Не бей меня…

Старлей осуждающе посмотрел на нее, но ничего не сказал и уткнулся носом в бумагу. Внимательно прочитав, вернул матери.

— А он у вас как, не буйный?

Мать испуганно замахала руками.

— Что вы, что вы… Да он мухи не обидит! Видите, какой он? Только хнычет все время да в игрушки играет, как маленький.

Я мысленно усмехнулся. Еще как обижу, если потребуется. Достали вы меня уже все. А особенно Петюня, козел вонючий. Хотелось мне это сказать, очень хотелось. Но я благоразумно промолчал. Вместо этого я схватил мать за подол и снова захныкал:

— Мамка, дай пожрать, дай пожрать, дай пожрать…

Она шлепнула меня по руке, умоляюще глядя на мента. Тогда я ухватил его за рукав пальто и снова завел на одной ноте:

— Отдай пистолетик! Отдай, отдай, отдай…

Он поднялся, протянул мне пистолет и сказал, обращаясь к матери:

— Понятно. Вы все же смотрите за ним.

Мать с горечью возразила:

— А когда? Работаю в двух местах, Вовка вон больной. Да и еще один на моей шее. Вон, слышите?

Петюня яростно фальшивил про "Варяга", терзая гармонь.

— И все же. Кстати, кто у вас участковый?

— Зиганшин. Худенький такой, с усиками.

Мент усмехнулся.

— Видно, хорошо его знаете, что сразу вспомнили. Обычно люди понятия не имеют, даже где находится участковый.

Мать протяжно вздохнула и тоскливо посмотрела в окно.

— Будешь тут знать. Соседи на нас часто жалуются, так что он, почитай, от нас не вылезает. То Вовочка чего набедокурит, то мужик мой.

— А телефон у вас есть?

Мать махнула рукой.

— Да, там в комнате.

Старлей вышел и после недолгого разговора вернулся с озадаченным видом:

— Да ведь он же у вас сидел. Почему сразу мне не сказали?

Мать криво усмехнулась:

— Сидел… Что же мне, всем бегать и кричать, что сын у меня с судимостью? Не виноватый он был. Компания ребят его девчонку изнасиловала, Вовка вступиться хотел, а подружка потом на него же и показала. Пошел один за всех, безвинный за виноватых.

Старлей с сомнением покачал головой.

— Так уж и не виноватый?

А во мне вдруг такая злоба вспыхнула, как тогда на суде, когда Нинка, сучка, подтвердила, что это я ее изнасиловал, хотя я ее и пальцем не тронул. Чтобы не выдавать себя, я подошел в окну, уперся лбом в стекло и стал негромко подтягивать Петюне, делая вид, что не обращаю на их разговор внимания.

Мать ответила устало, не скрывая горечи: