Читаем Зубная фея летает на зубной щётке полностью

Янка открыла дверь. На крыльце стоял главный фей настенных календарей, кажется, Прокл, из свиты Клавдии. Чем может заниматься фей настенных календарей, Янка не представляла. Королеве приходилось придумывать новые должности для своих приближенных, и «главная фея губки для мытья посуды», это ещё не самое странное. Похоже, им всё равно, лишь бы перед называнием должности стояло слово «главный».

– А чё он так рано?

Янка потёрла лицо, не удержалась и ещё раз зевнула. Прокл выглядел, как огурец, забытый в холодильнике. Мятый, морщинистый и зелёный. И немного подгнивший.

– Это тебе рано, – он скривил губы, изображая улыбку. – А Марку поздно. Он ещё не ложился.

Прокл зевнул, втянув воздух сквозь сжатые зубы, чтобы рот не открылся. Он тоже явно не ложился. Янка в ответ зевнула ему в лицо, разинув рот, да ещё потянулась. Прокл не вынес провокации и зевнул так, что в челюстях что-то затрещало.

– Ну, э-у-э, ну, ты давай, а-о-о, давай, собирайся.

– Жди, я сейчас, – буркнула Янка, развернувшись.

Приглашать его в дом она не хотела.

Через полчаса они были во дворце.

Марк нервно расхаживал по своему кабинету. Услышав стук пластмассовой двери, бросился к Янке.

– А вот и ты. Наконец-то. Садись. Сюда. Нет, не у окна. Лучше сюда.

Говорил он отрывисто, румянец на щеках яркий, как нарисованный фломастером, круги у глаз уже не тёмные, а чёрные, сами глаза светятся, но никак не здоровьем и радостью.

– Что-то не так, что-то не так, что-то не так, – забормотал Марк, почти бегая вокруг Янки, сидевшей на пуфике.

Руки он держал перед лицом, и то сплетал, то расплетал пальцы, отчего они становились похожими на двух пауков.

– Что-то не так! – выкрикнул он, остановившись перед Янкой и топнув ногой. – Кому ты рассказала о нашем плане, а? Кому, говори, я же знаю, что рассказала!

Марк протянул к ней руки со скрюченными пальцами, но быстро отдёрнул. Попытался улыбнуться, но от его недавно обаятельной улыбки остался один нервный тик.

– Я не буду сердиться, не-фея Яна, правда. Я не рассчитывал, что ты сохранишь эту тайну, ха-ха, это и был план, понимаешь, такой план, я тебя проверял. Тебя, и тех, кто прибежал бы ко мне клясться в верности! Да! Это была проверка на лояльность нашей королеве Клавдии! Великой Клавдии!

Марк поднял лицо к потолку, воздел руки и крикнул:

– Великой!

Постояв с запрокинутой головой, он прижал подбородок к груди, и заговорил, ощупывая пальцами губы, будто проверяя, то ли они говорят, что он хочет:

– Но почему же никто не пришёл? А? Почему? Никто! Из этих жалких трусливых лизоблюдов никто не подошёл ко мне и не шепнул: «Я с тобой». Никто не подмигнул, не дал понять: он всё знает, и присягнёт мне, как только я стану… Стану…

Голос Марка затих.

– Неужели они так преданы ей? Нежели они доложили ей о моем плане, и она всё знает? Она знает… Она знает…

Марк стоял, раскачиваясь и закрыв лицо руками.

– Знает, и ничего не делает. Никак не показывает, что ей всё известно. Так же приветлива, как всегда. За ужином я весь вечер всматривался в её лицо, понимаешь… – Марк снова повысил голос, повернувшись к Янке, – понимаешь, и ни один мускул не дрогнул у этой… Этой… А! – Марк согнул ноги в коленях, раскинул руки, и начал кружиться на месте. – Я догадался! Догадался! Конечно! Она меня мучает!

Он резко остановился.

– Она наслаждается моими страданиями, моим отчаяньем. Если бы она дала хоть какой-то знак, я бы бросился ей в ноги, я бы объяснил, что я не заговорщик, я проверял преданность придворных, я искал слабое звено, искал агентов отребья из подъезда. Или… Или она не знает?

Марк обвёл глазами кабинет, и вздрогнул, остановив взгляд на Янке, как будто она внезапно возникла из воздуха.

– Ты! Ты кому-то говорила? Ты рассказала про наш план? – Марк рухнул на колени, и протянул к Янке дрожащие ладони. – Говорила? – и в его лице, и в голосе была мольба.

– Нет.

– Нет?

– Нет. Честное слово.

Янка соврала, не моргнув глазом. Врагам врать можно.

– Честное слово? В твоём мире это страшная клятва?

– В Москве? Ужас до чего страшная. Ещё это, как её… Клянусь своей черепашкой.

Черепашки у Янки не было, черепашку ей только обещали.

– Черепашкой, – мечтательно повторил Марк, причмокивая губами, как будто черепашка была сахарная и каталась у него во рту. – Черепашкой.

Он сел на ковёр, махнул Янке рукой:

– Иди.

Она ещё не дошла до двери, когда Марк лёг, поджав колени к груди, положив обе ладони под голову, и повторял затихающим голосом:

– Черепашкой… Черепашкой… Черепашкой…

Когда Янка взялась за дверную ручку из жёлтой бусины, Марк уже спал.

* * *

– Псих, – подвела черту под разговором Янка, хлопнув дверью, нисколько не боясь, что он проснётся и услышит. – Полный псих. Надо ж так самого себя напугать! Этак он первым в форточку выскочит, раньше королевы.

Свет в квартире уже горел, Янка полетела сразу к ванной комнате и успела проскользнуть в неё вместе с большим, умывавшимся первым. Села на край раковины, не обращая внимания на капли, одной рукой ухватилась за вентиль, другой дотянулась до струи, отдёрнула.

– Эй, сделай похолоднее, кипяток же льётся! Пожалуйста!

Перейти на страницу:

Все книги серии Аэлита - сетевая литература

Похожие книги

Кабинет фей
Кабинет фей

Издание включает полное собрание сказок Мари-Катрин д'Онуа (1651–1705) — одной из самых знаменитых сказочниц «галантного века», современному русскому читателю на удивление мало известной. Между тем ее имя и значение для французской литературной сказки вполне сопоставимы со значением ее великого современника и общепризнанного «отца» этого жанра Шарля Перро — уж его-то имя известно всем. Подчас мотивы и сюжеты двух сказочников пересекаются, дополняя друг друга. При этом именно Мари-Катрин д'Онуа принадлежит термин «сказки фей», который, с момента выхода в свет одноименного сборника ее сказок, стал активно употребляться по всей Европе для обозначения данного жанра.Сказки д'Онуа красочны и увлекательны. В них силен фольклорный фон, но при этом они изобилуют литературными аллюзиями. Во многих из этих текстов важен элемент пародии и иронии. Сказки у мадам д'Онуа длиннее, чем у Шарля Перро, композиция их сложнее, некоторые из них сродни роману. При этом, подобно сказкам Перро и других современников, они снабжены стихотворными моралями.Издание, снабженное подробными комментариями, биографическими и библиографическим данными, богато иллюстрировано как редчайшими иллюстрациями из прижизненного и позднейших изданий сказок мадам д'Онуа, так и изобразительными материалами, предельно широко воссоздающими ее эпоху.

Мари Катрин Д'Онуа

Сказки народов мира
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза