Зубы дракона. Мои 30-е годы

…Скажем, вы обыкновенный почтальон и живете в те времена, к примеру, в Штутгарте… когда мимо проходят эсэсовцы, вы должны восклицать «Хайль Гитлер» и приветствовать их нацистским салютом. Но кроме этого жизнь продолжается нормально… А в России нет человека, который не боится. Двести пятьдесят миллионов, и все живут в постоянном страхе…[146]

На самом деле, если вы были обыкновенным почтальоном, к примеру, в Туле, если у вас не имелось ни буржуазного происхождения, ни родственников за границей или репрессированных, ни отягчающего партийного прошлого и прочих отягчающих обстоятельств, вы боялись, возможно, не больше коллеги из Штутгарта. Мало того, пресловутый энтузиазм 30-х годов вовсе не был пропагандистской выдумкой, он реально владел умами и душами. Но и это, разумеется, не гарантировало от сумы и от тюрьмы. Не случайно репрессии и «полная гибель всерьез» стали сверхтемой советского неподцензурного анекдота. Тем более – постоянной коннотацией анекдота сталинского, построенного чаще всего по традиционной диалогической схеме: «Сталин и…». Схема была традиционна, шутка – актуальна.

Сталин и Ленин:

Сталин посещает Ленина в Горках.

– Я, батенька, чувствую себя архискверно, скоро помру.

– Тогда отдайте мне власть.

– Боюсь, что народ не пойдет за вами.

– Часть народа пойдет, а те, кто не пойдет, пойдут за вами (Б, 50).

Карикатура из журнала «Иллюстрированная Россия», Париж.

И Киров:

Милиционер задержал пьяного, распевавшего: «Эх огурчики, помидорчики / Сталин Кирова убил в коридорчике». Прохожая заступается, мол, отпустите, он сумасшедший: «Не мешайтесь, гражданочка. Может, он и сумасшедший, но говорит правильно» (Ш, 331).

И Пушкин: участливая беседа, пародирующая известный разговор поэта с царем, завершается телефонным звонком:

– Алло, Берия, передай Дантесу, что Пушкин только что вышел из моего кабинета (Б, 142).

(Не забудем: «юбилей» поэта совпал с пиком Большого террора.) И Горький:

Вызывает Сталин Горького и говорит:

– Товарищ Горький, вы написали роман «Мать». Не пора ли вам написать роман «Отец»?

– Я попытаюсь, Иосиф Виссарионович…

– Попытайтесь, попытайтесь… Попытка не пытка, правда, товарищ Ягода? (Б, 89)[147]

Этот емкий каламбурный анекдот как бы продолжает серию и в то же время оказывается уже в пограничной зоне баек «от Сталина». Еще ближе к ним сюжет из той же серии «Сталин и Крупская». Как-то Крупская заспорила с вождем, он рассердился и призвал ее к порядку:

«Молчи, дура, а то назначим вдовой Ленина Фотиеву или Стасову» (Б, 198).

Если это и анекдот «о…», то он достаточно похоже передразнивает способ общения и характер бытового юмора вождя.

Гитлер тоже любил пошутить. Он «мог заставить смеяться окружающих, демонстрируя тонкий юмор и талант подражания», – пишет, к примеру, Кершоу[148]. Генри Пикер свидетельствует о том же. Но, увы, за целый год «застольных разговоров» коронная острота фюрера по поводу некоего русского пленного, водившего грузовик вблизи фронта и просившего о повышении, гласит: «Поручите ему возглавить целую колонну грузовиков»[149]. Все засмеялись, но ни каламбура, ни остранения, ни ускорения шутка не предлагает и на анекдот не тянет. Сталинский анекдот на близкую тему «назначения», напротив, обнаруживает блестящее владение как приемом (метафора), так и юмором, который хочется назвать по-немецки: bissig (кусачий).